– Побейте эту безродную босячку камнями! – коротко бросил Каиафа своим слугам и пошёл прочь. Не пройдя и нескольких шагов, первосвященник вдруг резко развернулся и подозвал к себе Малха.

– Проучите, но насмерть постарайтесь не забивать! Если останется в живых, привезёшь её в мой дом, однако сделаешь это тайно и ночью! – шепнул он на ухо своему слуге. Первосвященник был уязвлён тем, что проявил своё мужское бессилие перед Марией, что девушка посмеялась над ним, поэтому он для себя решил: «Вначале я должен овладеть этой тварью, а потом уже отдать её слугам или продать как рабыню, но сперва нужно обязательно вытравить из неё змеиный плод Назореев!»

Первосвященник ушёл. Марию тем временем отпустили, и она поднялась на ноги. Толпа слуг, радуясь предстоящему развлечению, угрожающе стала приближаться к девушке. Мария старалась не смотреть на своих убийц, она не искала в их глазах снисхождения или жалости, ибо думала в этот миг совершенно о другом. Мария просто верила и ждала, что скоро, очень скоро встретиться с ним, самым любимым и дорогим для неё человеком.

Внезапное чувство ненависти вдруг заставило девушку поднять голову. В толпе мелькнуло знакомое лицо. И сразу же взгляд галилеянки упёрся в человека, некогда признававшегося ей в любви. Но, правда, сейчас Мария увидела, как Иуда, недобро ухмыльнувшись ей прямо в лицо, первым поднял с земли самый большой камень...

Вперёд поскакал сотник Корнелий. С пятью всадниками он на скаку врезался в разъярённую толпу, а остальные легионеры охватили людскую массу с флангов и сразу же начали избивать разгорячённых иудеев. Нанося плашмя мечами удары налево и направо, мои легионеры быстро рассеяли кричащую ватагу и заставили слуг первосвященника прекратить бросать в камни в уже лежавшего на пыльной земле человека. Когда подъехал я, толпа, узнав меня, отхлынула от своей жертвы ещё дальше. Злобно сверкая глазами, иудеи о чём-то перешёптывались между собой, а некоторые даже пытались что-то прокричать мне вслед. Не глядя ни на кого и не обращая никакого внимания на крики, я прямо из седла наклонился над распростёртым на земле человеческим телом.

Это была женщина. Она лежала лицом вниз. Вся её одежда представляла собой сплошные лохмотья, пропитанные кровью и перемешанной с нею придорожной пылью. Я подал знак, и два легионера, тут же спешившись, подхватили бесчувственное тело под руки и перевернули на спину, чтобы можно было увидеть лицо жертвы. От неожиданности я даже вздрогнул, ибо никогда бы не подумал встретить здесь девушку, назвавшейся при первой встрече со мной женой казённого проповедника. Это была Мария из Меджделя.

– Кто посмел ослушаться моего приказа? – гневно спросил я, медленно разворачиваясь в сторону молча стоявших толпой слуг первосвященника. Что это слуги моего недруга я догадался сразу, как только узнал Марию, ибо никто другой, кроме Каиафы, просто не стал бы покушаться на жизнь этой девушки.

– Спрашиваю ещё раз, кто посмел ослушаться моего приказа? Разве забыт указ о том, что никто не имеет права казнить без одобрения на то прокуратора!

– Это не казнь, а наказание гулящей девки! – дерзко бросил мне один из иудеев, находившихся немного впереди всей толпы.

– Твоё имя? – резко оборвал его мой помощник. Савл чуть осадил своего коня и наехал его грудью на грубияна, рискнувшего надерзить римскому прокуратору. Центурион оттеснил иудея немного в сторону, наклонился из седла и, быстро схватив того за бороду, потянул вверх. Шея слуги вытянулось, и тот кожей своей почувствовал на ней смертельный холод острия боевого меча моего помощника.

– Понял, чего стоит твоя жизнь? Имя? – вновь задал свой вопрос Савл.

– Малх! – побледнев, ответил иудей.

– Отпусти его, Савл! – приказал я своему помощнику.

Слуга первосвященника отошёл немного в сторону толпы и оттуда дерзко и даже вызывающе вновь поглядел мне в глаза.

– Хорошо, Малх! Коли вы наказываете эту девушку за нарушение ваших законов, то и я сейчас, здесь же, накажу тебя за твою неучтивость к власти и неуважение к закону, который обязателен для всех. Артерикс, ты готов?! – окликнул я своего легионера.

– Обучи-ка вот этого чересчур грубого человека вежливости. Всыпь ему, как он того стоит!

Артерикс молча спешился и деловито принялся отвязывать от седла свой страшный кнут, которым владел, пожалуй, даже лучше, нежели мечом. Прежде чем приступить к делу, он вопросительно взглянул на меня. Я незаметно для других поднял три пальца вверх и затем, сжав кулак, отогнул большой и опустил его вниз. Легионер понимающе кивнул и направился к Малху. Для постороннего человека знаки, поданные мной Артериксу, ничего не значили, хотя смысл в них был заложен весьма глубокий: всего три дня жизни отпускались мной верному слуге первосвященника.

– Я начальник храмовой стражи! Ты не имеешь права! Нет такого закона! – закричал Малх, завидев приближающегося легионера. Слуга главного жреца кое-что слышал об искусстве Артерикса владения кнутом, а потому и задрожал от страха, почувствовав, как мурашки ужаса пробежали по его спине.

– Что ты сказал, Малх? Закон? Или мне послышалось? Ты, раб, вспомнил о законе? – мои брови удивлённо полезли вверх, – а по какому закону ты убивал эту несчастную девушку! Не припомню, чтобы Синедрион просил утвердить чью-либо смертную казнь. Здесь закон я, римский прокуратор! Приступай Артерикс!

От первого же удара легионера Малх рухнул на землю и завизжал громко и протяжно, словно свинья под ножом мясника. Всего один раз успел приложиться к нему кнут Артерикса, а начальник стражи уже червём извивался в дорожной пыли, от обиды и злобы размазывая по щекам слёзы. Одежда на его спине, превращённая в лохмотья, начала медленно пропитываться его же кровью. Артерикс ещё несколько раз хлестнул Малха, воющего от боли и страха, после чего опустил свой жуткий кнут со словами: «Пошёл вон!»

Начальник храмовой стражи, ещё не веря в собственное счастье, на четвереньках быстро сполз с дороги в какую-то яму, прополз по ней, пробрался сквозь колючие кусты терновника и затем, вскочив на ноги, заковылял в сторону городских ворот. Он то и дело оборачивался, как бы проверяя, не гонятся ли за ним мои воины, дабы продолжить наказание. Бедняга тогда ещё не знал, что жить ему оставалось всего лишь три дня. Хотя мне было хорошо известно, что Малху в тот день обязательно удастся дойти до дома Каиафы, он даже успеет рассказать своему хозяину всё, что с ним произошло. Но после этого верный слуга сляжет и уже никогда не поднимется.

Когда слуга первосвященника убежал, я тут же забыл о нём. Передо мной стояла враждебная толпа, пребывавшая в полном молчании в течение всего время экзекуции.

– Есть ещё желающие оспорить мои приказы? – вновь угрожающе прозвучал мой вопрос для сбившихся в плотную кучу иудеев. Это обращение как бы вывело людей из оцепенения, в котором они пребывали. Слуги первосвященника и просто зеваки о чём-то загудели, зашумели и, отшатнувшись в испуге чуть назад, стали поспешно разбегаться в разные стороны. Внезапно среди убегавших мне бросился в глаза один человек, ибо его фигура показалась мне очень знакомой. Я видел его со спины. Он бежал, чуть припадая на левую ногу, прикрывая на ходу голову. Я не мог рассмотреть его лица, так как человек не оглядывался.

«Он даже, кажется, старается не оборачиваться в мою сторону. Боится что ли чего-то?» – только пришла мне в голову эта мысль, как убегавший человек, вроде как помимо своей воли, внезапно оглянулся, и наши взгляды встретились.

– Ого?! Да это – Иуда!!! – тихо воскликнул я, – опять он здесь? Надо же?!

Увидев меня, мой тайный соглядатай вначале на мгновение замер, ибо понял, что я заметил его и узнал. Глаза Иуды были полны ужаса, ненависти, страха и дикого желания прикончить меня на месте, будь на то, конечно, его воля. Замешательство бывшего моего доносчика по кличке «Гончар» было не долгим. Он быстро пришёл в себя, наклонил свою начинавшую лысеть голову ещё ниже, набросил на неё какую-то тряпку и быстро смешался с толпой.