«Чем не повод для нового предательства? Он и своего учителя отдал из-за ревности и зависти, дабы самому обладать девушкой, а мне плетёт какие-то небылицы об идее! Одна у него идея – деньги!» – думал первосвященник. А ночной гость, тем временем, продолжал болтать всякую ерунду о том, как все уважали его, внимали его словам, как встречали, как слушали, любили, как Иисус советовался с ним, как...

– Она ждёт ребёнка! – решился, наконец, Каиафа огорошить своего собеседника убийственной для того новостью.

Иуда от столь неожиданного поворота в разговоре даже поперхнулся. Он замолчал, даже не закончив свою мысль, удивлённо устремив на первосвященника свои и без того выпуклые глаза.

– Кто ждёт ребёнка? – судорожно проглотив вдруг подступивший к горлу комок и вперив свой немигающий взгляд в первосвященника, переспросил Иуда после недолгого молчания.

– Как кто? Мария из Междделя! Твоя Мария! – Каиафа специально сделал ударение на слове «твоя», ибо ещё в начале разговора понял, что девушка была Иуде далеко не безразлична. Он не ошибся, ибо его ночной гость буквально рассвирепел, поняв смысл сказанной первосвященником фразы.

– У тварь! Строила из себя недотрогу, а сама, – брызгал слюной Иуда, раздражаясь от собственной ярости ещё больше и оттого не находя подходящих слов, которыми хотел бы наградить Марию за её, как он считал, подлый и мерзкий поступок.

– Погоди, погоди, Иуда! – не сделав даже попытки успокоить своего гостя, Каиафа. – Зачем же так сразу, тварь!? Её сейчас пожалеть надо! Она ведь беременна от твоего учителя и друга, Иисуса! Тяжело ей сейчас приходится. Успокоить бы надо, помочь! – продолжал он подливать масло в огонь.

– Всё равно тварь! Он что был мужем её? Да... – от негодования у Иуды просто не находилось слов, с чем бы сравнить поступок Марии. – Да как она посмела, когда я разбогател и собирался стать ещё богаче. Почему? Чем Иисус был лучше меня? А я только хотел уже к ней посвататься. Не так, как когда-то на озере. Такого предательства не прощают. Она даже смерти достойна, эта гнусная блудница! – почти теряя рассудок, бесился Иуда.

– Так ты покажешь, где живёт Мария? Насколько мне известно, она ведь всё ещё в Иерусалиме? Тем более тело её мужа, или кто он там был ей, ещё не захоронено! – продолжал разжигать возникшую у своего гостя злобу первосвященник, а Иуда молчал и только свирепо скрипел зубами.

– У неё не должен родиться ребёнок, а тем паче сын! – вдруг категорично бросил Каиафа.

– Хорошо! Я укажу дом, где она остановилась, – тихо, сквозь зубы, сказал, не задумываясь ни на секунду, почти прошептал, Иуда. Ненависть, дикая и беспощадная, душила его. Жуткая ненависть. Ненависть, которая была способна свести любого человека с ума. Бывший ученик Иисуса буквально тонул, захлёбывался в собственной злобе и зависти к тому, кого полюбила красавица из Меджделя. Решение его было окончательным и бесповоротным: «Месть должна быть жестокой! Но не этой продажной девке, которая так подло обманула меня, а тому, кто вошёл в неё и оставил в ней семя своё. Но он уже умер, значит, пострадать должен...»

– Но это будет дорого стоить для тебя, первосвященник! – с превеликим трудом, подавив в себе своё негодование, только и смог выговорить Иуда.

– Как обычно? Тридцать серебряных монет? И ты их уже, кстати, получил? – весело отозвался Каиафа, так как ему было, отчего веселиться, – дело-то, считай, уже решённое и обошлось весьма дёшево.

– Триста монет! – зло сквозь зубы процедил Иуда и, недолго подумав, решительно добавил, – золотом!

Теперь подошла очередь первосвященника поперхнуться от услышанной фразы, ибо запрошенная сумма была неимоверно велика.

– Ск-колько, ск-колько, ск-колько? – чуть даже заикаясь от волнения, переспросил Каиафа.

– Ты что, жрец, оглох? – грубо прикрикнул на него, будто на своего раба, разозлённый Искариот. – Я сказал триста! Триста монет золотом! И ни монетой меньше! – твёрдо, не поднимая глаз на собеседника, сказал Иуда. Услышав тон своего гостя, первосвященник внезапно совершенно чётко осознал, что спорить с Иудой бесполезно. Каиафа поднялся из кресла и вышел в соседнюю комнату. Вернувшись, он бросил на стол увесистый кошель. Ночной посетитель взял в руку тяжёлый кожаный мешочек с золотом, молча взвесил его на ладони и так же молча, не прощаясь, направился к выходу, но на полпути он неожиданно остановился и тихо, едва слышно, добавил:

– Совсем это не дорого! Любовь ведь продаю!

Прошло всего два дня после пятничной казни, и девушка всё это время продолжала ходить в Новый город, район Иерусалима, где в небольшом саду, недалеко от Лысой горы, был похоронен самый дорогой ей человек.

Мария с детства познала все трудности жизни. Родители умерли рано, и она сиротствовала в бедности и нужде. Правда, ее приютила родня сестра матери, но тётка и сама, имея троих детей, еле-еле сводила концы с концами. Никто не взялся бы предугадать, как сложилась бы в будущем судьба Марии, если бы не её встреча с Иисусом...

Он появился именно в тот момент, когда юная красавица уже не ждала спасения. Девушка в тот памятный для себя день возвращалась в свой родной Медждель. Она уже почти дошла до города, когда на неё напали три разбойника. Они догнали девушку и сразу накинулись на неё с криками и руганью, что она, дескать, обокрала их старого отца. Мария не стала спорить, а сразу же отдала нападавшим несколько мелких медных монет, что имела. Однако разбойникам этого показалось мало, и они захотели ещё поглумиться над несчастной сиротой, надругаться над её телом. Никого вокруг не было, кто бы смог ей помочь, ни единой души. Мария кричала, дралась, царапалась, но что могла сделать хрупкая шестнадцатилетняя девушка против трёх крепких мужчин?

Иисус пришёл неожиданно. Он ловко отделал разбойников суковатой палкой, обратив их в бегство. Мария полюбила его сразу, как только увидела. Иисус покорил девушку своим добрым отношением к ней, бескорыстием и щедростью, никогда она ещё не испытывала такого искреннего внимания к себе. Боже, как же сильно билось девичье, нежное сердце, готовое вырваться из груди, когда нежданный её спаситель подхватил лёгкое тело Марии, словно пушинку, на руки и понёс девушку к городу по пыльной вечерней дороге, ласково улыбаясь ей, шепча что-то доброе на ухо и успокаивая её.

Как быстро пролетело то время, счастливое и беззаботное, как не хватало Марии сейчас Иисуса, его весёлых глаз, его сильных рук, его ласковых слов, его сладких губ. Юная галилеянка не могла примириться с дикой для неё мыслью, что он умер. Она сердцем своим не приняла смерть любимого, хотя сама готовила Иисуса к погребению, обмывала водой и умащивала маслами его израненное покалеченное сильное тело, и похоронила своего любимого тоже она. Слишком большие переживания для хрупкого создания, а потому девушка, ходила, словно помешанная, и везде искала Иисуса, который обещал ей после смерти обязательно вернуться.

Пустая могила его, когда Мария пришла на следующий после субботы день в сад, вселила в девушку надежду и уверенность в том, что он всё-таки жив.

– Значит, он не умер. Воскрес!!! Кому могло понадобиться его тело? Он ведь давал честное слово, что придёт ко мне и к своему сыну. Иисус должен увидеть ребёнка, он так хотел и мечтал о нём! Просто он должен прятаться от злых жрецов, но он придёт ко мне, обязательно придёт! – бормотала вполголоса девушка, утром направляясь в сад, а вечером идя обратно. Своим странным поведением она обращала на себя внимание случайных прохожих, которые удивлённо и опасливо провожали её взглядом. Те же, кто знал о несчастье, постигшим Марию, жалели девушку, тихо переговариваясь между собой: «Совсем умом помрачилась, бедняжка! Каждый день и вечер ходит, двое суток уже прошло, как умер проповедник, а она всё на что-то надеется».

Действительно, Мария всё ещё надеялась. На что? А вот об этом знала пока только она. Мария не успела никому рассказать о том, что вечером того же дня, когда пропало тело Иисуса, к девушке явился её любимый. Произошла та чудесная встреча ранним утром. Ещё солнце не взошло, когда Мария вновь пришла в сад, к могиле своего возлюбленного. Погода стояла очень тихая. Весенний утренний туман рваными клочьями, словно упавшими с неба облаками, лежал между зацветшими деревьями. Вокруг никого не было. Полная тишина, да лишь слабое дуновение ветра, шелест молодой листвы и шорох сухой травы под ногами нарушали спокойствие печального для Марии места. Она осторожно шла к пещере, где два дня назад было оставлено тело Иисуса из Назарета. Неожиданно среди оливковых деревьев Мария увидела фигуру какого-то человека. Вначале она даже не поняла, что это был человек, ибо в тумане незнакомца, одетого во всё белое, Мария просто не сразу заметила. Когда же незнакомец, увидев девушку, направился к ней, она вначале испугалась и попыталась, было, скрыться, ибо посчитала, что это садовник или хозяин сада, который вновь примется ругаться и требовать с неё деньги за похороны. Мария хотела спрятаться за стволом дерева, но незнакомец вдруг окликнул её по имени, и хотя он находился от девушки довольно далеко, она услышала совершенно отчётливо знакомый голос: «Мария, что же ты убегаешь? Разве не узнала меня?» Девушка немного растерялась, так как подошедший к ней незнакомец в белых одеждах совсем не был похож на того Иисуса, которого она знала и любила.