Сартов улыбнулся:
— Это пережиток. Реликт, если хотите. Сейчас таких кафе осталось совсем немного. А скоро — не будет и вовсе. Комбипища проще и вкуснее… Одно отмирает, на смену ему приходит другое — так было, есть и будет.
Шорак задумчиво кивнул и посмотрел через плечо Сартова. «Да, все со временем умирает, — подумал он, — умирает, сменяясь новым. Таков g`jnm… Правильный закон. Очень печальный закон».
Сартов проследил его взгляд.
— Да, — сказал он, — и это тоже. Вы правы. Оба они смотрели в одну сторону — на космодром. Космодром умирал. Воздух над ним был пустынен, а на стартовом поле одиноко возвышался единственный корабль-крейсер Разведки. Ни людей, ни машин, — запустение, до боли контрастировавшее с тем, что совсем недавно предстало перед мысленным взором Шорака. Он ведь хорошо помнил те времена, когда космодром был именно таким, каким вспоминался ему теперь…
— Да, реликты… — проговорил Сартов. — Если мы можем синтезировать дешевую и удовлетворяющую всем требованиям медицины комбипищу и гешмакированием придать ей любой вкус, зачем в угоду традиции питаться всякими «жао-сы»? Так и с флотом. Флот был необходим как средство достижения иных миров. Но теперь, когда появилась ТТП… — Он кивнул в сторону космодрома. — Это вполне естественно.
«Да, вполне естественно, — подумал Шорак. — ТТП — телетранспортировка приходит на смену флоту. А потом ее сменит еще что-нибудь».
— Все верно, Саркис.
Он взглянул на часы. Сартов тоже.
— Не торопитесь, у нас еще полтора часа. Шорак удивился, но не подал виду. Странно, что он ни разу не встречал Сартова в Управлении. Впрочем, мало ли что может быть. Вот и познакомились.
— Час двадцать восемь, — поправил он, — если быть точным.
— Пусть так. А часа через два мы с вами уже будем на Заре. Вот вам наглядные преимущества ТТП. Сколько времени раньше длилось освоение новой планеты? Годы. Месяцами — даже в аутспейсе — шли корабли, небольшими отрядами доставляя в новые миры колонистов. Караванами тянулись каргоботы. При всем энергобогатстве Человечества каждая новая планета обходилась ему недешево. А теперь, узнав о решении Совета Миров, вы подаете заявку; через некоторое время получаете повестку, — Сартов извлек из нагрудного кармана маленький листок бумаги и помахал им в воздухе, — в указанный срок являетесь на станцию ТТП, входите в кабину передатчика — и мгновенно оказываетесь на Заре. Вы только вдумайтесь в это. Карел: позавтракав на Земле, мы все будем обедать уже на Заре, за сотни парсеков отсюда. Это же грандиозно, хотя и стало привычным!
Теперь Шорак понял все. В этом кафе собрались будущие жители G`ph, заселение которой было объявлено полгода назад.
Он снова взглянул на часы. Теперь уже оставалось всего час пять минут. А ему еще нужно долететь…
— Мне, пожалуй, пора, Саркис, — сказал Шорак и поднялся. — Нужно успеть еще кое-что сделать. До свидания.
На промежуточной площадке он включил гравитр и, описав широкую кривую, направился к космодрому.
«Устаревший инструмент для овладения космосом, — подумал он. — Реликт… Все верно. Но что делать тем, для кого Звездный флот не только профессия, но и любовь, призвание, попросту — единственно возможная форма жизни? Уходить на покой и доживать свой век на берегу, как в свое время моряки парусных кораблей? Ведь парусники в какой-то момент тоже оказались „устаревшим инструментом для овладения морем“… Эти, которые будут обедать на Заре, перешагнут через космос, не получив о нем ни малейшего представления. Для того чтобы понять пространство, надо взглянуть ему в глаза. А это дано только людям Звездного флота. И среди них ему, инженеру связи Карелу Шораку».
Он опустился метрах в трехстах от корабля, и эти последние метры прошел пешком, с удовольствием ощущая под подошвами уже успевший нагреться габро-пласт.
У самых дверей кабины подъемника он задержался и взглянул вокруг. Пустынное поле, только у здания диспетчерской стоят несколько человек, а над ними полощется на мачте флаг «Внимание». Космодром умирает. И даже завтракать Шораку пришлось на башне, потому что кафе космодрома закрыто уже много лет….
И все же… Конечно, ТТП произвела переворот в овладении космосом. Но только нужно еще сначала найти и исследовать эти новые миры, доставить туда приемные станции ТТП, смонтировать и отладить их там. И делать это приходится им, людям кораблей.
Шорак положил руку на прохладный поручень и шагнул в кабину подъемника. Когда пол рванулся вверх, ноги привычно спружинили, сопротивляясь кратковременной перегрузке: гравистабилизаторы здесь отсутствовали.
Шорак старался вспомнить, когда же это было. И только подходя к дверям сектора связи, вспомнил: пять лет назад. Пять лет назад он монтировал приемную станцию ТТП на Заре.
— Ничего, — тихо сказал он. — Ничего, мы еще поработаем, мы еще нужны, парусные корабли…
Но все-таки ему было как-то неуютно и противно сосало внутри — так бывает при неожиданном наступлении невесомости.
XI. ПУТЯМИ КОСМОПРОХОДЦЕВ
— Пошли на третий, — сказал Болл. Он имел в виду третий виток облета. Поскольку он ни к кому в отдельности не обращался, ответа не последовало. Впрочем, ответа Баркан и не ждал. Он слегка ослабил ремни, но оборачиваться не стал: чем заняты остальные четверо, было ясно и без того. Баркан отчетливо представил их себе. Штурман Розум, работа которого уже практически кончилась, сидит сейчас с закрытыми глазами и мечтает. О чем? Трудно сказать. Но одно можно утверждать с точностью — мысли его не там, внизу, а на Земле, в Академии Астрогации. Он, наверное, больше всех думает о возвращении. Оно и понятно — годы дают себя знать. И Баркану понять это гораздо легче остальных: он и сам не намного моложе А юная троица, пожалуй и после трех месяцев полета все остается внове, мужественно вперила взгляды в экраны и ждет посадки. Сейчас они чувствуют себя героямикосмопроходцами. В конечном счете именно они ведь добились организации этого перелета. Неразлучная тройка — Волин, Градов, Беляков: бортинженер, врач и связист.
— Аварийная связь? — спросил Болл.
— Есть, шеф-пилот! — До чего же Уолт любит уставное обращение, просто диву даешься! Впрочем, играть, так по всем правилам.
— Посадка через пятнадцать минут. Проверить крепления Беляков — салон. Градов — кубрик.
Болл услышал, как что-то звонко клацнуло, — наверное, магнитная подкова о комингс «Да, — подумал он — Невесомость. Одно дело — сутки на орбитальном тренажере, а другое — три месяца полета. Всю душу вымотало. И эти магнитные подковы. Идешь как по болоту — ногу поставил, а потом приходится вытягивать. Нет, все-таки мы многого недооценили на Земле».
— Инженер, — спросил Болл, — как твои пластыри, инженер?
Волин, как всегда, ответил не сразу.
— Пластыри Что пластыри? Выдержат пластыри.
«И это тоже, — подумал Болл. — Пластыри. Хорошо, хоть они не подвели. Не то, что противометеоритная автоматика. Пять дырок. Должно быть, снаружи выглядит впечатляюще — термоброня аварийных пластырей придает кораблю вид этакого заслуженного ветерана, jnrnpnls пора на отдых».
— Порядок, шеф-пилот. Крепления проверены.
— Хорошо.
— В салоне порядок.
— Хорошо. По местам!
Теперь только посадка. Вроде бы все должно быть хорошо. И всетаки А все-таки главное, конечно, не это: мелочи, мелочи Самое страшное — мелочи. Бытовые Удобства. Похлебка из хлореллы. Тьфу! Горячая ванна и ионный душ — вот чего нам больше всего не хватало. Кто бы мог подумать, что нас заест быт? Вернее, отсутствие оного.
Пора!
Теперь только бы не уйти с луча. Держать его в кресте. Вот так. Ну и рысклив же ты, дружок.
Сейчас Болл был как бы мозгом, пересаженным в чужое и потому еще непослушное тело, которое надо было заставить подчиняться, потому что от этого зависело все — вплоть до самой жизни. И тело подчинилось, неохотно, трудно, но подчинилось.
И вдруг корабль словно уткнулся в какую-то тугую, вязкую стену. Двигатели продолжали изрыгать пламя, корпус дрожал и стонал, не в силах сдвинуться с места. Амортизаторы противоперегрузочных кресел просели до упора.