Его окружали энергичные и, по-видимому, храбрые люди.

Он знал, что не только не ударит в грязь лицом перед ними, но, может, даже в чем-то превзойдет их.

Ах! Если бы только получить весточку от Армель, от его златокудрого ангела!

Время от времени он пытался утешить себя:

— Гнусный притон под названием «Сосущий теленок» — настоящая мышеловка, куда заманивают пушечное мясо для пиратов… Вдруг и мою девочку, такую тихую и кроткую, тоже похитили и привезли сюда? И как знать, не встречу ли я ее где-нибудь на Антильских островах, например, на Тортуге?

Он хотел было расспросить матросов, однако ему не удалось вытянуть из этих суровых бородатых верзил, заядлых курильщиков и отчаянных пьяниц ни единого слова.

Эти люди, казалось, просто не замечали его, ибо чувствовали свое безмерное превосходство над жалким новичком: они-то были настоящими матросами!

Наконец дворянская гордость, кою не смогли убить никакие превратности трагической судьбы Оливье, заговорила во весь голос, и шевалье принял решение:

— Мне придется заставить их уважать себя!

Наступил третий день заключения Оливье. Утром вся команда проснулась радостная, едва ли не ликующая. Пираты бурно выражали свой восторг по поводу того, что сегодня судно снимается с якоря и выходит в открытое море. Когда туалет был окончен и утренняя порция супа проглочена, появился капитан Турмантен.

— Вперед, Береговое братство! — весело воскликнул он. — Нас ждут великие дела!

И, обращаясь к Оливье, добавил:

— Ты свободен так же, как и все… но если ты воспользуешься случаем и, очутившись в городе, попытаешься улизнуть, то тебе, мой мальчик, не прожить после этого и дня! Понял?

Отец Армель воздержался от ответа.

…Гребцы налегали на весла, и шлюпка быстро двигалась по направлению к паруснику под названием «Звезда морей», который наметанный глаз Оливье сразу же выделил среди других судов благодаря его изящному силуэту. «Двухмачтовый бриг, — улыбнулся молодой человек, всегда питавший страсть к морю, — легкий и прочный одновременно».

Однако на борту его ожидало разочарование. Едва только де Сов ступил на палубу, как товарищи связали его. На него надели наручники, сковали ноги, а затем подняли и, словно бездушный груз, потащили в межпалубный отсек, где сбросили на пол подле каких-то тюков. Он все еще считался товаром — хотя и умеющим говорить.

Миртиль через Кокбара продала морским разбойникам еще одного простофилю, вот и все!

Вскоре Оливье де Сов услышал, как захлопали на ветру паруса, заскрипел корпус судна — и «Звезда морей» вышла в открытое море. Легкая зыбь пробежала по воде, корабль мягко покачивался на волнах…

Так продолжалось двое суток. Оливье приносили еду и питье, но не удостаивали ответом ни один его вопрос.

Однако его час близился.

К концу второго дня «Звезда морей» застонала, накренилась и принялась как маятник раскачиваться из стороны в сторону. Ветер крепчал. Он хрипло завывал, временами срываясь на злобный визг. Предчувствие не обмануло молодого человека. Надвигался жестокий шторм. Вскоре его вместе с тюками стало швырять по всему отсеку, и он с огромным трудом увертывался от опасных ударов не прикрепленного груза.

Никто даже не вспомнил о пленнике. Офицеры сгрудились на мостике, а большая часть корсаров, никогда по-настоящему не любившая моря, попряталась в кубрики, жестоко страдая от качки.

Парусник, словно обезумев, галопировал по волнам.

Около полуночи в межпалубный отсек спустился человек; с его одежды ручьем лилась вода, а в руке он держал потайной фонарь. Он искал Оливье. Шевалье де Сов узнал капитана Турмантена и окликнул его. Капитан вынужден был опуститься на колени и прокричать Оливье в самое ухо (иначе его слова тонули в штормовом грохоте):

— Я пришел освободить тебя! В такую погоду всегда не хватает матросов, и мы вспомнили о тебе. Ведь ты, как я знаю…

Короче говоря, спустя несколько минут Оливье де Сов уже расправлял затекшие члены. На душе у него было и горько, и радостно: предстоящие испытания ничуть не страшили молодого человека, напротив, они давали ему возможность наконец-то проявить себя в настоящем деле.

Вцепившись, чтобы не упасть, в протянутый вдоль палубы канат, Турмантен прокричал:

— Огромная волна смыла двоих мальчишек-юнг и троих марсовых! Сейчас я представлю тебя капитану… Он найдет тебе применение…

Командовал «Звездой морей» бретонец из Сен-Мало по имени Эрве Каривен. Сейчас он стоял у штурвала. Это был человек огромного роста, настоящий великан. Его седые волосы и длинная белая борода развевались по ветру. Взгляд его был суров, лоб пересекали три глубокие вертикальные морщины. Два фонаря скупо освещали лицо капитана.

Каривен смерил новичка оценивающим взглядом.

— Что ты умеешь делать? — спросил он.

— Все, — спокойно и уверенно ответил Оливье. Эрве Каривен сплюнул в знак то ли презрения, то ли глубочайшего сомнения, а потом расхохотался, держась руками за бока и согнувшись пополам.

— В таком случае, малыш, может, ты сразу займешь мое место?

— Как вам будет угодно.

Бросив суровый и даже злобный взгляд на бесстрастного и самонадеянного выскочку, капитан приказал:

— Тогда давай, становись за штурвал, дьявол тебя подери, а я передохну!

Минут десять Эрве Каривена одолевало сильнейшее беспокойство за судьбу корабля. Своего старшего помощника он давно уже послал ко всем чертям, и тот больше не показывался ему на глаза. Капитан тревожно смотрел на стаксель[39], который из-за яростного ветра так и не удалось взять на гитовые[40].

Оливье понимал его волнение.

Мачта могла не выдержать порывов ветра и сломаться; падая же, она опрокинет корабль или пробьет дыру в его корпусе.

Турмантен был храбр, воистину храбр, ибо, не будучи моряком, он честно признавал собственную бесполезность в эту штормовую ночь. Вцепившись в перила капитанского мостика, он стоял возле Оливье, стойко встречая каждый новый поток воды, обрушивавшийся на палубу и всех тех, кто на ней находился, и думал: «Капитан, пусть он даже ничего не смыслит в морском деле, обязан быть примером для своих людей…»

Как описать эту адскую ночь?

Ветер сорвал паруса с мачт «Звезды морей», словно это были носовые платки, небрежно развешанные на веревке неосторожной прачкой. Марсовые не успели закрепить ни единого паруса, и теперь бриг стал игрушкой моря и ветра, которые словно сговорились объединить свои усилия в борьбе с ним. Однако справиться с кораблем они так и не смогли, ибо, попав в искусные руки Оливье де Сова, он то отдавал себя на милость яростным волнам, то, повинуясь штурвалу, летел на крыльях ветра, не давая последнему потопить себя.

Стуча зубами от холода и волнения и прилагая все усилия, чтобы его, словно перышко, не подхватили и не унесли буйные волны, капитан Турмантен не переставал восхищаться беспримерным мужеством своего слуги.

«Настоящий морской волк!» — думал он.

…Куда-то запропастился капитан Эрве Каривен. Старший помощник так и не появился. Буря была столь сильна, что никто из матросов не отваживался добраться до мостика.

Воистину, это была ужасная ночь! Ночь страха!

В кубрике «Звезды морей» шатались, падали, не в силах удержаться на ногах, и катались по полу корсары Берегового братства: охваченные ужасом, они вручали свои души Богу, шепча «Pater» или «Ave»[41].

Наконец занялась заря; над Атлантикой забрезжил серый и печальный свет, косые лучи солнца легли на бурлящие зеленые волны.

И тогда — впервые с той минуты, как он взял в руки штурвал — шевалье де Сов заговорил. Он сказал:

— Шторм скоро стихнет!

Турмантен быстро перекрестился.

Как и все остальные, он уповал только на милость Неба и теперь благодарил Его за спасение.