Он парил высоко над Лондоном! — Ха-ха, они не тронут его теперь, дьяволы, стремящиеся к нему из этого Пандемониума{1570} ! — Он взирал на город с высоты и видел англичан. Проблема с англичанами была в том, что они были англичанами: проклятая холодная рыба! — Живущая под водой большую часть года, во дни расцветающей ночи! — Ладно: теперь он здесь, огромный Трансформер, и на сей раз быть здесь кое-каким переменам: законы природы есть законы ее трансформации, и он — та самая личность, что способна использовать это! — Да, воистину: пришло время, несомненно.
Он покажет им — о да! — свое Могущество . — Эти немощные англичане! — Разве не думали они, что их история возвратится, дабы идти по пятам? — «он, абориген — угнетенный человек, чьей постоянной мечтой должно стать преследование» (Фэнон{1571} ). Английские женщины больше не сдерживали его; заговор был пресечен! — Теперь прочь от всех этих туманов. Он сотворит эту землю заново. Он был Архангелом, Джибрилом. — И я вернулся! {1572}
Лицо соперника снова повисло перед ним: четче, яснее. Лунное с сардоническим изгибом губ: но имя все еще ускользало... ча {1573} , что-то вроде чая? Шах {1574} , король? Или что-то вроде (королевского? чайного?) танца: Ча-ча-ча {1575} . — Почти так. — И характер противника: ненависть к себе, возведение ложного самолюбия, саморазрушение. Снова Фэнон: «Таким образом индивидуум, — Фэноновский абориген, — принимает предначертанный Богом распад, склоняется перед поселенцем и его партией и благодаря определенного рода внутренней рестабилизации обретает каменное спокойствие». — Я ему дам каменное спокойствие! — Абориген и поселенец, этот старый конфликт продолжается теперь на этих сырых улицах, с диаметрально противоположными качествами. — Он вспомнил теперь, что был навеки соединен с врагом, и руки одного оплетали тело другого, рот в рот, голова к хвосту, когда они низверглись на землю: когда они обосновались . — Как оно началось, так и продолжается до сих пор. — Да, он приближался. — Чичи? Саса? — Мое второе я, моя любовь... {1576}
...Нет! — Он проплывал над парками и кричал, распугивая птиц. — Больше не будет этих внушенных Англией двусмысленностей, этого Библейского — Сатанинского — замешательства! — Ясность, ясность, любой ценой ясность! — Этот Шайтан вовсе не был падшим ангелом. — Забудь все эти фикции про денницу-сына-утра; речь не о хорошем парне, ставшим плохим, но о чистом, несомненном зле. Истина была в том, что он вовсе не был ангелом! — «Был он из джиннов и совратился». — Коран 18:50, это же ясно, как день. — Насколько более простой была эта версия! Насколько более практичной, земной, постижимой! — Иблис/Шайтан за тьму, Джибрил за свет. — Прочь от этой сентиментальщины: соединение, слияние, любовь . Найти и уничтожить: ничего более.
...О самый скользкий, самый дьявольский из городов! — В котором столь абсолютные, несомненные возражения потонули в беспрестанно моросящей серости. — Сколь прав был он, например, исторгнув из себя эти Сатанико-Библейские сомнения, — те, о нежелании Бога позволять инакомыслие среди своих лейтенантов, — ведь Иблис/Шайтан вовсе не был ангелом, следовательно, не было и никаких ангельских диссидентов, которых Божество должно было бы подавлять; — и эти, о заповедном плоде и предполагаемом отвержении Богом морального выбора своих созданий; — ибо нигде во всем Провозглашении Древо{1577} не называлось (как это утверждала Библия) корнем познания добра и зла. Это было просто другое Древо {1578} ! Шайтан, соблазняя эдемскую пару, называл его только «Древом Вечности» — и поскольку он был лжецом, то истина (выявляемая инверсией) заключалась в том, что запретный плод (яблоки не указывались{1579} ) висел на Древе Смерти{1580} , а вовсе не бес-смертия; убийца человеческих душ. — Что сталось теперь с этим моралебоязненным{1581} Богом? Где теперь можно найти Его? — Только внизу, в сердцах англичан. — Которых он, Джибрил, явился преобразить.
Абракадабра!
Фокус-Покус!{1582}
Но с чего начинать? — Ладно, в таком случае, проблема с англичанами заключалась в их...
Их...
В состоянии , торжественно провозгласил Джибрил, их погоды .
Проплывая в облаках, Джибрил Фаришта пришел к мнению, что моральная неустойчивость англичан предопределена метеорологически. «Если день не теплее, чем ночь, — рассуждал он, — если свет не ярче, чем тьма, если земля не суше, чем море, то совершенно ясно, что люди утратят силу находить различия и начинают видеть все — от политических партий до сексуальных партнеров и религиозных верований — как более-или-менее, туда-сюда, плюс-минус. Что за безумие! Поскольку истина предельна, она — 50, а не иначе , она его , а не ее ; вопрос приверженности, не спортивного интереса. Иначе говоря, она горяча . Город, — кричал он, и его голос прокатывался над столицей подобно грому, — я иду тропикализировать тебя».
Джибрил перечислил преимущества от предлагаемой метаморфозы Лондона в тропический город: увеличение моральной определенности, учреждение национальной сиесты{1583} , развитие ярких и экспансивных образцов поведения среди народных масс, более высокий уровень популярной музыки, новые птицы на деревьях (ара{1584} , павлины, какаду), новые деревья под птицами (кокосовые пальмы, тамаринды, баньяны со свисающими бородами). Улучшение уличной жизни, цветы невообразимых оттенков (фуксия{1585} , киноварь{1586} , неоново-зеленый), паукообразные обезьяны{1587} на дубах. Новый массовый рынок для внутренних устройств кондиционирования, потолочных вентиляторов, противомоскитных сеток и аэрозолей. Койровая{1588} и копровая{1589} промышленность. Возросшая привлекательность Лондона как центра конференций и тому подобного; лучшие игроки в крикет; более четкое управление мячом для профессиональных футболистов, традиционное и бездушное английское требование «высоких показателей труда» будет признано устаревшим из-за жары. Религиозное усердие, политическая активность, возобновление интереса к интеллигенции. Нет более Британского резерва; грелки будут изжиты навеки, дабы смениться в ночном безмолвии неторопливыми и благоухающими занятиями любовью. Появление новых социальных ценностей: друзья, навещающие друг друга без принуждения, закрытие домов престарелых, акцент на большой семье. Пряная пища; использование в английских туалетах воды наряду с бумагой; радость бега во всей одежде под первыми муссонными дождями.