Прежде у него уже был один такой инцидент: годом раньше, дрожа от страха, он прибегал к Коржакову, уверяя, что кто-то терроризирует его по домашнему номеру. Телефон Юмашева был тогда даже поставлен на круглосуточный контроль, но за две недели удалось зафиксировать лишь один-единственный звонок, сделанный из уличного автомата.

«Юрмашев, – хрипел в трубке искаженный помехами голос; почему-то именно так – Юрмашев, – если ты не остановишься, мы тебя…»

После этого звонки прекратились. А вот теперь начались снова; причем он искренне был уверен, что с ним пытается свести счеты снятый с поста первого вице-премьера Олег Сосковец.

Коржакова больше не было рядом, его сменщику Крапивину он не доверял. За помощью Юмашев вынужден был обращаться к Березовскому, который, в свою очередь, перепоручил все заботы о взволнованном «летописце» Абрамовичу.

С порученным заданием Роман Аркадьевич справился на отлично.

В мгновение ока он нашел Юмашеву бронированную машину, выделил свою охрану; разумеется, приемный сын президента по достоинству оценил такую расторопность.

И когда вскоре после этого Березовский доверил Абрамовичу выполнять деликатные функции «семейного» соцработника – надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду – Юмашев ничуть тому не противился; даже наоборот.

«Впервые об Абрамовиче я услышал в начале 1997 года, – повествует бывший начальник СБП Александр Коржаков. – Ребята, стоявшие на охране Кремля, стали рассказывать, что он регулярно, по нескольку раз в месяц, бывает в 1-м корпусе; и всегда – с чемоданчиком в руках. Когда чемоданчик прогоняли через детектор, было видно, что там лежат пачки долларов: тысяч двести-триста. А поскольку кроме Тани и Вали в это время в 1-м корпусе никто больше не сидел, я сразу понял, что это новый семейный кассир…»

Страсть к чемоданчикам в президентской семье была в крови. Еще во времена Межрегиональной депутатской группы пламенный трибун и народный герой Борис Ельцин огорошил как-то своих соратников неожиданным вопросом: знаете ли вы, сколько денег входит в дипломат?

«Образовалась немая сцена, – описывает эту уникальную картину Лев Демидов, бывший доверенным лицом Ельцина в трех избирательных кампаниях. – И в наступившей тишине он назвал конкретную сумму: то ли миллион, то ли миллион двести. Помню, мы выходим из комнаты – Музыкантский, Комчатов, Шимаев – и недоуменно смотрим друг на друга: к чему это он?»

А ведь на дворе еще стоял дремучий 1989 год!

Регулярные визиты в 1-й корпус Кремля пришлись Дьяченко и Юмашеву исключительно по душе; постепенно они начали проникаться любовью и к самому соцработнику.

По всем параметрам был он им гораздо ближе и понятнее, чем Березовский; и по возрасту, и по менталитету.

Абрамович не стремился к славе, не докучал своим присутствием и расспросами, предпочитая слушать других, а не себя. Всегда тихий, доброжелательный, исполнительный – одним только видом своим он уже вызывал симпатию.

Это, кстати, до сих пор вынужден признавать и Березовский. Уже после своего бегства за кордон, в интервью Андрею Караулову, он скажет о бывшем вассале:

«Он, безусловно, очень способный человек. Способный в очень ограниченной и конкретной сфере – в сфере человеческих взаимоотношений… Он очень тонко понимает людей и очень хорошо умеет это использовать в личных целях. Это талант».

Абрамович действовал ровно по той, означенной им когда-то методе; если его желают видеть в роли собаки, он без всякого колебания готов лаять и ползать на четвереньках.

События будущий миллиардер форсировать не спешил, вполне довольствуясь поначалу скромной ролью курьера.

Потом с ним стали беседовать по душам. Затем – приглашать на юмашевскую дачу. Не беда, что за стол с великими его по-прежнему сперва не сажали – Юмашев отходил с ним на пару минут, давал указания и возвращался в круг избранных; а Абрамович мчался в знаменитый ресторан «Царская охота», где пригоршнями закупал самые вкусные и дорогие блюда, дабы потрафить великосветским чревоугодникам. Смешки охранников и челяди за спиной ничуть не волновали его; Абрамович, вообще, был на удивление маловпечатлителен и толстокож.

Вскоре Дьяченко с Юмашевым с удивлением обнаружили, что ко всем прочим своим достоинствам этот Рома обладает еще и трезвым аналитическим умом, да и в бизнесе разбирается неплохо.

Так марципановый человек Абрамович, шажок за шажком, входил в высший свет…

Ему нетрудно было вырваться из-под материнской опеки Березовского еще и по одной вполне осязаемой причине; Борис Абрамович – вопреки всему написанному-переписанному о нем – особыми талантами в бизнесе никогда не отличался.

В сущности, он вовсе и не был бизнесменом; несмотря на заработанные капиталы, Березовский так и остался «толкачом» советской поры – ушлым «жучком», ловчилой, умеющим заводить полезные связи и знающим, в какое окно следует просунуть вовремя искомую бумажку.

Сам он мнил себя акулой национального масштаба, хотя вся его стратегия сводилась к одному: подлезть к нужному человеку и врезать свой личный краник в государственный трубопровод; да так, чтоб еще и денег никаких в это не вкладывать.

В этом смысле очень показательна история, поведанная его давнишним приятелем Леонидом Богуславским, с которым, как рассказывал в многочисленных интервью сам Березовский, когда-то, на заре 1980-х, они покупали в складчину «Жигули».

На самом деле, никаких «Жигулей» Борис Абрамович не приобретал – все его вложения ограничились тем, что по блату он отремонтировал на «АвтоВАЗе» старую, вечно ломающуюся «копейку» Богуславского. А в награду за это потребовал себе половину всех прав на машину; неделю, мол, будешь ездить ты, неделю – я.

На том и порешили. Однако вскоре выяснилось, что Богуславский накатывал за неделю не более пятисот километров, тогда как Березовский использовал «копейку» и в хвост, и в гриву; в среднем за тот же период наезжал он по две-три тысячи.

Этот крайне поучительный рассказ есть ничто иное, как бизнес-доктрина Березовского в миниатюре: по блату въехать на чужом горбу в рай.

(«Главный Борин принцип, – констатирует Петр Авен, – все, что мое – мое, все твое – предмет переговоров».)

За годы своего могущества Березовский не создал ни одного нового предприятия, не выстроил ни единой бизнес-концепции. Даже на фоне доморощенных отечественных олигархов, никогда не стеснявшихся в выборе средств, выглядит он очень блекло и тускло.

Вообще, Березовский во многом напоминает мне некогда знаменитого американского бизнесмена Арманда Хаммера, прославившегося тем, что первым из всех иностранных коммерсантов отважился приехать в революционную Россию и даже удостоился личной аудиенции у Ленина, который подарил ему на память фотокарточку с дарственной надписью: To comrade Armand Hammer.

Эта черно-белая карточка стала для comrade Хаммера пропуском в новую жизнь; сначала, в обмен на пшеницу, вывозил он на Запад пушнину и полотна старых мастеров. Потом наладил производство фальшивых драгоценностей «под Фаберже», лично проставляя реквизированное чекистами фабричное клеймо. А заодно, не без пользы для себя, тайком помогал перечислять деньги советским агентам в Европе и США.

В эпоху сталинских репрессий эта дружба, по понятным причинам, прекратилась, но с приходом «оттепели» все возвратилось сторицей. Каждому новому вождю – от Хрущева до Горбачева – американец рассказывал, как напоминает он ему Ильича, и дарил неизвестные автографы Ленина, купленные по случаю на западных аукционах. За это Хаммера официально величали «другом Советского Союза», дозволяли вывозить на Запад бесценный антиквариат и единственному из всех иностранцев разрешали прилетать в Москву на личном самолете, безо всяких виз и таможен.

Хаммер очень удачно сумел построить в СССР ряд крупных химических заводов, реконструировал прибалтийские морские порты; основную часть денег давало благодарное советское правительство, хотя прибыль делилась потом пополам.