Ни годы, ни разлука с родиной так ничему и не научили Бориса Абрамовича; как и прежде, он продолжал существовать в мире собственных иллюзий, веря в то, во что хочется ему самому; и истово убеждая в том окружающих.
Первое время кое-кто на эти заклинания мог, действительно, купиться; даром убеждения обладал он отменным. Знакомый с Березовским ровно 30 лет Петр Авен так объяснял этот его феномен:
«Он вселяет уверенность в тех, кого вербует. Он убеждает людей: „Мы победим, всех скрутим в бараний рог, они все сядут…“ Когда человек уверенно говорит, что можно заработать миллиард долларов, то в это никто не верит, но люди думают: ну, миллионов 20, значит наберется.
И если Березовский говорит, что Путин уйдет этой осенью – так, значит, лет через пять Путин может уйти…»
Еще более образно эту особенность Березовского определяет один из его соратников, бывший компаньон и сослуживец Юлий Дубов:
«Он необычный человек. Сконцентрированный в пространстве сгусток энергии, который и сам не может находиться на месте, и других втягивает в движение, заставляя их следовать в своем фарватере… за счет энергии, психологического влияния, умения убеждать, покорять, тащить за собой. Просто вырваться не можешь. Находишься в окружении черной дыры, она засасывает».
Когда Березовский создавал, например, «Либеральную Россию» – затея совершенно никчемная – он искренне пытался убедить всех вокруг, что это партия будущего. От находившегося тогда рядом с ним экс-директора «Росконверсвзрывцентра» Никиты Чекулина знаю, что Борис Абрамович на полном серьезе разглагольствовал в том смысле, что «Либ. Россия» получит на думских выборах, как минимум, десять процентов голосов. «В декабре 2003-го мы все триумфально вернемся в Москву уже с мандатами».
И о том, что Путин вот-вот вынужден будет уйти, авгур Березовский повторял едва ли не ежедневно; он просыпался с этими словами, и с ними же отходил ко сну.
«Подождите, – упрямо твердил он, – еще немного, совсем чуть-чуть… Путин не досидит до конца этого года… первого срока… второго срока…»
Однако время шло, а Путин оставался незыблем; более того – власть его укреплялась прямо на глазах. И чем сильнее становилась она, тем быстрее растворялась в воздухе черная магия Березовского. Даже те немногие впечатлительные граждане, что как-то еще верили ему поначалу, начали, наконец, осознавать всю бессмысленность этих предсказаний. Постепенно окружение его стало разбегаться.
Трагедия Березовского в том, что он всегда одинок. Сколь бы шумными не были собираемые им пиршества и банкеты, все равно потом наступал вечер, и он оставался один на один с самим собой.
За 61 год Березовский так и не научился дружить. Все люди в его понимании были лишь инструментарием, материалом в достижении поставленных целей. Или – только приятелями, с которыми весело проводить время; но случись что – их и след уже простыл. Дружба по Березовскому – это чисто женское явление; обнялись, расцеловались, а уже через пять минут – давай за глаза обливать друг друга помоями.
Самый яркий пример – история отношений с Владимиром Гусинским, его вечным альтер-эго. (Об этом мексиканском сериале упоминал я уже не раз.)
Последняя стычка двух заклятых друзей случился в 1999-м, когда НТВ Гусинского, в пику ОРТ Березовского, обрушилось с критикой на «Семью». После этого недавние соратники вновь рассорились и принялись выяснять отношения в судебном порядке. Зимой 2000-го Симоновский межмуниципальный суд Москвы даже рассматривал иск Гусинского к Березовскому о защите чести своей и достоинства; поводом к нему послужили заявления ответчика, что позиция истца «была далеко не бескорыстна в чеченской войне».
Суд Гусинский тогда выиграл. Но это была истинно Пиррова победа, потому что вскоре под суд попал он сам – только теперь уже уголовный. Летом 2000-го по обвинению в хищении у государства 11-го телеканала (т. н. дело «Русского видео») владелец «Медиа-Моста» был посажен в Бутырскую тюрьму, между прочим, Березовский сыграл в том не последнюю роль.
Злоключения Гусинского начались с разработки питерской налоговой полиции, в 1998-м по этим материалам Генпрокуратура возбудила даже уголовное дело, но потом Гусинский сумел спустить его на тормоза.
«Я понял, что если срочно не заручиться поддержкой кого-то из его недругов, о „Русском видео“ можно будет забыть, – рассказывал мне впоследствии инициатор всей разработки, налоговый полицейский Вячеслав Жарко, входивший в состав оперативно-следственной бригады Генпрокуратуры. – Через Александра Невзорова я вышел на Березовского; он как раз воевал тогда с Гусем. Надо отдать ему должное – Борис Абрамович отреагировал мгновенно».
После вмешательства Березовского у оперативно-следственной группы открылось буквально второе дыхание. В июне 2000-го Гусинский был арестован. Борис Абрамович радовался, как ребенок, когда Жарко в деталях описывал ему обстоятельства задержания.
Но потом – из России уехал один, за ним потянулся второй. В итоге Новый, 2001-й год, встречали они уже вместе – под безоблачным небом Испании…
Теперь – Гусинский и Березовский – снова лучшие друзья, ездят друг к другу в гости, выпивают на брудершафт. О прошлых войнах стараются больше не вспоминать, во всяком случае – пока…
Всю публичную жизнь Березовского условно можно разделить на два этапа: до и после эмиграции.
Если первая часть развивалась, в основном, в жанре трагикомедии, то вторая – превратилась уже в форменный водевиль.
С момента отъезда все помыслы Березовского были отныне подчинены лишь одному – жажде возмездия. Он готов был идти на любые ухищрения, блокироваться и объединяться, с кем угодно – с коммунистами, демократами, украинскими националистами, антиглобалистами – только б нанести Кремлю удар посильнее.
«Я начал войну не на жизнь, а на смерть с президентом Путиным», – эта фраза из очередного его интервью стала рефреном всей нынешней жизни Бориса Абрамовича.
Правда, со стороны война эта выглядит довольно уморительно. Представьте себе на секунду, что граф Юсупов не забил, допустим, подсвечником старца Григория Распутина, и тот, благополучно дожив до февраля 1917-го, бежал потом за кордон, где объявил о крестовом походе против тоталитаризма.
Так вот, Распутин в образе лидера демократической оппозиции и пламенного защитника гражданских свобод смотрелся бы намного убедительней, нежели Борис Абрамович.
Как ни странно, это мнение разделяли далеко не все. В его лондон-скую штаб-квартиру на Даун-стрит (одно название говорит само за себя) друг за другом потянулись оппозиционеры, авантюристы и просто обиженные. Березовский в теплом приеме не отказывал никому, в его положении было не до разборчивости. Любая, даже самая затрапезная, ничем невыразительная личность, принималась им с почестями, достойными особ королевской крови.
«В первых же словах, обращенных к собеседнику, на него изливается такой поток славословия, что уже трудно не поверить, что ты его кумир, – описывает тактику Березовского тележурналист Владимир Соловьев, также побывавший на Даун-стрит. – Он всю жизнь ждал этой встречи, и вот наконец-то она случилась, и почему же ты не ехал так долго, и о да, говори, говори, говори – каждое слово твое бесценно, как ты это сейчас сказал – гениально, – ты абсолютно прав, все проблемы чушь, сейчас решим…»
В этом новоявленном Смольном все смешалось: коммунисты, демократы, националисты, правозащитники, чеченцы; каждому Борис Абрамович оплачивал гостиницу, билеты и визы, сутками напролет обсуждая планы революционного восстания – один гениальнее другого.
Но на борьбу с режимом постоянно требовались деньги; скрепя сердце, ему пришлось распродавать оставшиеся активы.
Если в 2002 году состояние Березовского оценивалось журналом «Форбс» в 3 миллиарда долларов, то сегодня эксперты говорят максимум о 700–900 миллионах. Бориса Абрамовича такие скромные характеристики очень обижают; за всю историю он оказался единственным богачом, кто публично обвинил «Форбс» не в завышении, а в занижении своих активов.