Пришла война. Разбуженный жестокий зверь, которого уже не укротить. И во всем этом был виноват я и только я.
Откуда ни возьмись, появился Ганс. Глаза округлены. В панике.
– Моя рукопись, - взревел он и рванул на себя дверь. Крыша горела, от нее валил густой дым, но Ганс вошел. Он должен войти, он ринулся внутрь. Вернулся с пустыми руками, глаза стали слезиться, и ему пришлось отступить. Но через мгновение снова нырнул внутрь, теперь уже и сам дым был с огнем - в нем мелькали желтые сполохи. На этот раз Ганс выскочил, держа в охапке связку бумаг. Крепко прижал ее к груди, как малое дитя и, кашляя, опустился на траву.
Тут к нему подошел я. Вонючий и грязный, в одних трусах. Зажав в кулаке связку гнилых крысиных хвостов. Они были связаны по десять штук, чтобы было легче сосчитать. Проверить.
– Сто восемьдесят четыре штуки, - промямлил я. - Девяносто две кроны.
Ганс ошалело уставился на меня. Потом схватил связку и гневно швырнул ее в бушующее пламя.
– Это ты виноват!
Вот те и коричневый кошелек. Вот те и деньги. Вот те и гитара.
В ярости я вырвал у него рукопись и бросил ее в самое пекло. И пустился наутек, что было мочи.
Ганс протяжно взвыл, вскочил на ноги. Снова попытался проникнуть в дом, но на этот раз ему пришлось ретироваться.
Когда, наконец, прибыла пожарная команда, старый солдат сидел на крышке колодца и плакал.
.