- «6 марта. Инвентарный номер 234546, ручка дверная. Латунь, перламутровая инкрустация, конец XIX века, штучная работа, интересная гравировка», - с чувством продекламировала бабуля, - как меня угораздило выскочить замуж за такого невероятного педанта?

- Он сделал тебе предложение, и ты согласилась, - посчитала своим долгом напомнить я.

- Благодарю, детка, - бабуля водрузила на свой благородный профиль очки в тонкой оправе и снова погрузилась в изучение мартовской тетради. - Это невыносимо, - через некоторое время бабуля подняла голову и измождено потерла переносицу, - я проштудировала 70 страниц убористым евгюшиным почерком, а впереди еще 180.

- Я вот думаю, - проговорила я медленно, - может быть нам нужна не мартовская тетрадь…

- Нам нужна не мартовская тетрадь? - вяло поинтересовалась Катерина с кушетки.

- Нам нужна не мартовская тетрадь?! - вскричала бабуля, срывая с носа очки, - я прочитала эту муть почти наполовину! Подожди, детка, а, может, ты и права…

- Я вот и думаю… - начала я.

- Черт, с чего мы взяли, что, размахивая руками, Евгюша пытался показать нам месяцы? - перебила меня бабуля, - он эти записи от царя Гороха ведет, на каждый год по 12 тетрадей!

- Я вот сразу подумала, что когда Евгений Карлович руками круги описывал, это все очень похоже на годы было, - с достоинством вставила Катерина.

- А что же ты об этом раньше не сказала? - взвилась я.

- Забыла, - Катерина внимательно прислушалась к своим внутренним ощущениям, - а потом вы меня авторитетом задавили.

- Да ты! - начала я.

- Спокойно, девочки, - примирительно вскинула руки бабуля, - не хватало нам только подраться, и до утра кататься по ковру, выясняя на кулаках, кто что забыл и почему. Двигаемся по двум направлениям - вы с Катенькой отрабатываете версию, что нужная нам информация в декабрьской, двенадцатой тетради трехлетней давности. Я - продолжаю долбить мартовскую тетрадь этого года.

И мы продолжили. Совершенно безрезультатно. Больше нечего добавить, кроме того, что Евгений Карлович невыразимый, безграничный, просто нечеловеческий зануда.

Глава четырнадцатая, в которой Катерина готовит, а я делаю большое открытие

На следующий день настроение у всех было подавленное.

Спать мы отправились около пяти утра. Никто не выразил желания провести ночь в гостиной, сплошь увешанной картинами Евгения Карловича, а потому мы с Катериной устроились в его кабинете. Бабуля, заговорщицки мне подмигнув, отправилась в спальню.

- Буду, девочки, осваивать супружеское ложе, - заявила она, - на новом месте, как говорится, приснись километровая книга приходов-расходов с подробными описаниями и инвентарными номерами невесте, - и хлопнула дверью.

Мы с Катериной свили себе гнездо под огромным письменным столом Евгения Карловича и только собрались отходить ко сну, как от Пашки пришла смска, разумеется, латиницей, как он любит. «Razmestilis v kakom-to pansionate, 4uvstvuju sebja kak v otpuske, kormajt ot puza, vstal poranshe. O4en tebja lublu I sku4aju, ohranniky - prikolnie rebjata, no mobilnik sej4as otberut».

Птицей я полетела к бабуле, долго переводила ей невразумительную Пашкину латиницу и рыдала. Потом пришла сонная Катерина и сказала, что если мы не заткнемся, она вызовет милицию.

Бабуля заговорщицким тоном сообщила, что обнаружила у кровати Евгения Карловича коробку шоколадных конфет, Катерина в момент подобрела и слопала половину. Все это время мы пытались дозвониться до Пашки, чтобы он рассказал, как ему живется, как спалось, не обижают ли его охранники, хорошо ли он покушал, ну и еще тысячу важных вещей. Потом мы пытались дозвониться до Евгения Карловича, чтобы он объяснил смысл своего странного послания, но его и мобильник был уже отключен. Димке мы звонить не стали, во-первых, потому что Димка устроится с комфортом в любой пещере и ест он абсолютно все что угодно, а во-вторых, никакой ценной информацией про Яичкина он не обладает.

По своим комнатам расходились мы обожравшиеся шоколадных конфет, слегка успокоенные, но озадаченные. Эти, значит, сидят в каком-то пансионате, а мы тут головы кладем на алтарь служения великому искусству. Противно. Окинув ненавидящим взглядом стопку учетных тетрадей Евгения Карловича, мы с Катериной залезли под стол и моментально заснули.

Встали мы полвторого и выползли на кухню. Там восседала бабуля, замотанная в бордовый атласный халат Евгения Карловича, и с ненавистью читала мартовскую тетрадь. Рядом с ней валялась декабрьская тетрадь трехлетней давности. Судя по страдальческому бабулиному виду, и по тому, как тут было накурено, припадала к живительному источнику бухгалтерии Евгения Карловича она довольно долго.

- Бабуль, - робко начала я.

- Стой, - вскинула руку бабуля, - сейчас я дочитаю эту нудятину, выкину окурки, помою пепельницу и убью себя.

- Я вот думаю, - снова начала я, но бабуля остановила меня тем же жестом.

- Поначалу мне показалось, что забрезжил неясный проблеск надежды, - начала она задумчиво, - я наткнулась на упоминание о некоем Яикином. Я долго убеждала себя, что это не Яикин, а Яичкин в интерпретации евгюшиной каллиграфии, но ни фига.

- Марья Степановна, - робко начала Катерина, - не надо убивать себя.

- Ты думаешь? - вскинула бровь бабуля. - Вероятно ты права… Давайте, готовьте завтрак. Но для начала оцените, чем питается ваш дорогой Евгений Карлович.

Катерина распахнула гигантский холодильник, занимавший половину стерильной кухни моего дорогого нового дедушки, и драматически огласила весь список:

- Морковка, салат из морской капусты, обезжиренный йогурт, овощной сок, перепелиные яйца, оливковое масло, консервированные помидоры, нарезанные кусочками, базилик в вакуумной упаковке.

- Ну просто неприличный разгул здорового образа жизни, - выплюнула бабуля, - не хватает только сельдерея, они его обычно обожают.

- Кто? - поинтересовалась я.

- Бегуны, - с отвращением буркнула бабуля и снова погрузилась в чтение.

Приложение № 14. Краткое описание бегунов в исполнении моей бабули

«Бегуны», детка, или, если выражаться точнее, презренные клистирники - это страшные люди. Всю жизнь они пили, курили, черти чем занимались, никогда не соблюдали режим и килограммами пожирали сало. Когда эти люди стали старыми, они зверски полюбили ходить по врачам, и врачи наврали им, что, видите ли, это старичье начнет себя лучше чувствовать, если станет придерживаться здорового образа жизни. Придешь к такому, соберешься по-человечески посидеть, а он вскакивает из-за стола каждые пятнадцать минут, чтобы померить давление, а за столом пьет только компот. И вот ты сидишь перед ним и слушаешь, как он сегодня совершил пробежку, какую он ест полезную пищу, всякие там зерновые злаки, и насколько он при этом себя замечательно чувствует. Прерывается бегун, только если ему надо зайтись в приступе кашля, который у него почему-то не прошел, хоть тот и бросил курить. Самые отвратительные экземпляры пытаются обратить тебя в свою веру, начинают хватать тебя за физиономию, говорить, что этот серый цвет лица от поздних просыпаний, и что тебе надо обязательно очистить свою печень.