Я продолжила осмотр. Когда я с умным видом рассматривала на свет рентгеновский снимок зуба несчастной самозванки, в дверь затрезвонили. Наконец-то! Так звонить могла только бабуля.
Красота и молодость Раисы Захаровны
Бабуля, как всегда, была великолепна - стройная, подтянутая, в струящемся брючном костюме, с идеально прямой спиной и стильной стрижкой. Портрет дополняла дымящаяся папироска в зубах (курила моя бабушка исключительно "Казбек").
- Здравствуй, детка, - мы с бабулей расцеловались, - где твое тело?
- Мое, слава богу, пока при мне, - я провела бабулю на кухню и молча продемонстрировала ей Раису Захаровну (или как там ее?).
- У-у-у… - жалостливо протянула бабуля, - что же она у тебя такая бледненькая?
- Какая получилась, - пожала плечами я. - Заметь, бабуль, очень самостоятельная особа - сама пришла, сама напилась какой-то дряни, сама тут валяется - все без моего участия…
- Ты еще ей валяться помоги, - усмехнулась бабуля. - Давай, милая, показывай ключи.
Я со вздохом протянула бабуле связку, она с интересом перебрала ключи, а потом запихнула их в свою сумку.
- Детка… - бабуля ласково заглянула мне в лицо, - да ты тоже у меня какая-то бледненькая.
- Станешь тут бледненькой, - буркнула я.
- Сходи, дорогая, умойся, приведи себя в порядок, сейчас отгрузим эту спящую красавицу и позавтракаем.
Я поплелась умываться, а скорой все не было.
- Бабуль! - кричала я, плескаясь в раковине, как буйвол средних размеров в смачной луже, - бабуль, а что скорой скажем?
- Правду, - категорически ответила бабуля.
- Какую правду? - всполошилась я. - Как, правду?
- Ай, Галочка, ну почти правду. Надо что-нибудь слезное. Мол, ходила за молоком, привязалась какая-то ненормальная, начала на жизнь жаловаться, плакать, ты ее пожалела, позвала к себе чай пить, а она торжественным тоном объявила тебе, что жизнь для нее потеряла всякий смысл, но свести с ней счеты у нее не хватало духу без посторонней поддержки. Мол, сейчас она чувствует в себе силы сделать это, в мгновение ока высыпает в свою чашку какой-то порошок и залпом выпивает полчашки. Вторую половину ты не даешь ей выпить, но она уже падает, сраженная препаратом неизвестного происхождения. Ну, как?
- Гм… - я с сомнением покачала головой, - ужасная бредятина…
- Эх, детка, сейчас каждый критик, а пусть кто-нибудь сам попробует придумать что-нибудь - ни-фи-га, - обиделась бабуля. - Не переживай, сейчас такого наплетем - все будут рыдать от восторга!
- Ну, - с сомнением протянула я, выходя из ванной с полотенцем в руках, - наплести, оно конечно, наплетем, только чего?
Ответить мне бабуля не успела - раздался звонок в дверь. Я красноречиво взглянула на бабулю и отправилась открывать. На пороге стояли очень сосредоточенные врач с медсестрой.
- Здрас-сте… - замялась я на пороге, - у нас больная на кухне. Отравилась…
- Так, - бригада скорой проследовала на кухню. Раису Захаровну обнаружили сползшей под стол, подняли и принялись обследовать. Обследовать долго не пришлось.
- Что она принимала? - деловито поинтересовался врач.
- Я не знаю, - затараторила я. - Я вообще эту женщину первый раз вижу. Пошла за хлебом, а она плачет на улице. Я спросила, что случилось, а она говорит: муж ушел, к молодой, и куда же ей теперь податься, все такое… Я ее домой к себе привела, налила чаю, успокаиваю сижу, а она как себе в чай какой-то порошок сыпанет, как выхлебает полчашки… И свалилась через минуту, - судя по тому, что я еще не провалилась под землю от своего отвратительного вранья, получалось у меня довольно складно… Бабуля смотрела на меня с уважением.
Врач, холеный молодой мужик, слушал меня очень внимательно, а порой делал тоненькой светленькой медсестре какие-то знаки глазами. Девушка от этого почему-то краснела, как майская роза.
- Срочно промываем желудок! - рванулся к своему сундуку врач по окончании моего рассказа, - как же можно, солидная женщина в летах, - приговаривал он, ковыряясь среди ампул и пластов таблеток, - а такие ребяческие выходки. А вы, девушка, зачем ее к себе в дом потащили?
- Она так убивалась, - пожала плечами я.
- Теперь отдувайтесь, - улыбнулся врач, - таз найдется?
Я молча показала на тазик, приготовленный у диванчика.
Скорая свое дело знала - уже через минуту Раиса Захаровна отбивалась, кашляла и размахивала руками. Я старалась не смотреть. Бабуля же, напротив, пристроилась у косяка и с интересом наблюдала за медицинскими манипуляциями.
Следующие полчаса Раисе Захаровне промывали желудок. Да… Зрелище не для слабонервных. Судя по всему, отсутствием аппетита бедняжка не страдала - позавтракала перед походом ко мне плотно.
Раиса Захаровна булькала и плевалась, врач тихо переговаривался с медсестрой, кот путался под ногами и с интересом нюхал содержимое тазика, за что и был выдворен, в общем, все шло прекрасно. Тут к Раисе Захаровне вернулось сознание.
- Картон… - слабо прошептала она.
- И эта туда же, - пробормотала я себе под нос, - крыша у всех поехала.
- Какой картон? - спросил врач.
Бабуля красноречиво пожала плечами, мол, она тут вообще проездом.
- Мы забираем ее, - выдохнул врач, кивая на Раису Захаровну, у которой видочек был - краше в гроб кладут, - сейчас она уже может слабо перебирать ногами. У нее есть какие-нибудь документы?
- Вот ее сумка, - я подняла с пола сумку Раисы Захаровны, достала ее паспорт и протянула доктору. Тот внимательно его изучил, склонился над больной и громко, внятно произнес: - Ольга Семеновна! Вы меня сейчас слышите?
- Да… - сдавленно проговорила моя утренняя визитерша.
- Мы вас госпитализируем.
- Нет… - слабо запротестовала бывшая Раиса Захаровна (она же Ольга Семеновна), - не надо.
- Хорошо, - потер руки врач, - пишите отказ от госпитализации. Но тогда вы умрете. Слышите? Умрете! Мы обязаны вас госпитализировать.
- Держите ее, - врач повернулся ко мне.
Нечеловеческим усилием, на счет три, подняли мы отбивающуюся Раису Захаровну на руки, поставили на пол, обули и повели прочь из квартиры, придерживая со всех сторон.
В лифте она вдруг жалобно завыла, обреченно встряхивая головой и с опаской поглядывая на меня. Медсестра стала ласково утешать бедняжку.