Труден путь к исцелению, но он стоил того. Когда традиционная медицина расписывалась в собственном бессилии, на помощь приходила медицина народная, настоянная на опыте множества поколений деревенских колдунов и знахарей.
Они знали, как звать-величать каждый, даже самый плюгавенький на вид корешок, каждый лесной цветок был ведом им, каждая былинка-травинка, занимала в памяти особое, отведенное персонально для нее, место. Все в лесной растительности шло на пользу человеку, приносило избавление от недуга, снимало боль. Нужно было только знать, что именно, и в каких пропорциях лечит определенную хворь.
Власть предержащие закрывали глаза на то, что много позже будет названо шарлатанством. Лекари никому не мешали, не докучали, не просили у государства денег, не затевали политических свар, они просто делали свое дело, и делали на совесть. Власти по большому счету могли и отметить их выдающиеся заслуги на ниве здравоохранения, сколько людей вытащили они с того света, от которых отказалась современная наука. А ведь каждый поставленный лекарями на ноги человек, в первую очередь подданный империи и налогоплательщик, налогами вносящий посильную лепту в укрепление государственности.
Государство держалось в стороне, ни во что не вмешиваясь. Не поощряло лекарей, но и не притесняло, предоставив им жить так, как того хочется. Подобное положение вещей устраивало всех, как народных целителей, так и власть предержащих. Но в двадцатые годы все изменилось. Старая имперская власть рухнула, похоронив под обломками не только плохое, но и многое хорошее. На смену имперской медицине, пришла медицина социалистическая, по большей части состоящая из костяка старой, с молодой порослью, окончившей краткосрочные курсы, и возомнившей себя невесть кем. На самом деле, по большей части незнающая иных лекарств, кроме клистира и зеленки. Опыта по части лечения болезней у советской власти, было ничтожно мало, но гонора хоть отбавляй. Советская медицинская наука может решительно все, и только она есть истина в последней инстанции. Все, что идет вразрез с ней, чуждо народу и подлежит немедленному изничтожению, как классово чуждый пережиток.
Одним из первых приказов нового уездного начальника от медицины, в недалеком прошлом рядового санитара одного из военных госпиталей в первую мировую, был указ о борьбе с шарлатанством. Ярый революционер, немало сделавший на благо советской власти, член ВКП(б), награжденный орденом Боевого Красного Знамени, высшей наградой молодой советской республики. Кто как не он был более достоин, занять почетное и высокое место от медицины? Только он, верный ленинец и коммунист. Не ставить же на это место кого-нибудь из этих плюгавеньких, бородатых, с худыми лицами и в пенсне, в прошлом господ, а нынче товарищей, в которых ни на грош нет почтения к народной власти. И власть отвечала им взаимностью, всячески унижая и притесняя, поставив во главе множества людей с университетскими дипломами, порой лучших европейских учебных заведений, неуча с тремя классами образования. Малограмотного субъекта, с трудом умеющего писать, читающего по слогам, в медицине с трудом отличающего понос от золотухи.
Главное другое, он предан советской власти до мозга костей и презирает до колик в печени всю эту заумную, очкастую, интеллигентскую братию, стадо, управлять которым он назначен советской властью. Эта самая власть с превеликим удовольствием отправила бы все это очкастое племя в лагеря, на стройки народного хозяйства, а то и прямиком на тот свет. Но в силу сложившихся обстоятельств вынуждена была терпеть их присутствие, конечно же, временно. Но уже сейчас, за тысячи миль отсюда в обстановке строжайшей секретности зарождалось, пускало корни и набирало обороты, так называемое «дело врачей». В дальнейшем, оно изрядно опустошило ряды этой весьма ненадежной публики, кичащейся знаниями и ученостью.
С ними было покончено раз и навсегда. Запуганные, они, молча и безропотно делали свое дело, опасаясь за собственную шкуру, правда, абы как, для галочки, без должного энтузиазма, словно выполняя рутинную повинность. Но от них большего и не требовалось.
Но не только очкастая братия стала на пути «гениев» от медицины. Оставались еще деревенские лекари и знахари, эдакие колдунишки двадцатого века, что-то там якобы излечивающие.
Слухи об их успехах дошли до областного центра, давно не блещущего успехами на ниве здравоохранения. Показатели упали многократно по сравнению с теми, что были при прошлой власти, но на это мало кто обращал внимания. На бумаге все выглядело чинно и благопристойно. Ежегодно рос процент выздоравливающих, по всем показателям советская медицина рвалась вперед семимильными шагами, рискуя в ближайшее время оказаться впереди планеты всей. И так по всей стране, начиная от самой захудалой деревушки и кончая областными и республиканскими центрами. И весь этот поток хвалебной писанины, бурной рекой вливался в столицу, на радость министру, который вправе на основании поступающей к нему информации, был считать свой народ самой здоровой в мире нацией.
То обстоятельство, что вблизи больничных стен стало появляться с каждым годом все больше безымянных могил с грубо сколоченными крестами, а порой и вовсе без оных, никого не смущало. На это закрывали глаза, не замечая, не желая замечать истинного положения вещей.
1-2 раза в год в больницы забредали комиссии, желающие проверить положение дел в медицинской отрасли и предоставить правительству правдивый отчет. Высоких гостей всегда ждали и принимали со всем радушием, на которое были способны. А это баня, шашлычок-балычок-водочка, интимные шалости с молоденькими медсестрами и разбитными девицами из горздравотдела. И так на протяжении всего времени пребывания комиссии на очередном проверяемом объекте. Затем делалось заключение, и писались правдивые цифры, увиденные столичными проверяющими сквозь стекла хрустальных фужеров, в объятиях согласных на все, девиц. И уходили в столицу правдивые отчеты, и министр одобрительно кивал головой, оказывается, в его ведомстве дела обстоят еще лучше, чем он предполагал. Если и дальше все будет происходить также, то уже спустя одно два десятилетия, не останется в мире ни одного государства, что не плелось бы с виноватой миной в хвосте у советской медицинской науки.