Это были обычные, будние дни. Сегодняшняя ночь должна стать особенной. Именно сегодня они собирались поквитаться за все с мерзким стариканом. К этому дню они готовились очень долго, в строжайшей тайне ото всех, как от взрослых, так и от вездесущих девчонок-сплетниц, что, пронюхав хоть что-то, мигом разнесут все по деревне, и тогда о желанной мести можно будет забыть. Нужно будет позаботиться о примочках, большом их количестве для задницы, что непременно пострадает, узнай их намерения родители.
На их счастье, тщательная подготовка, осталась втайне как от взрослых, так и от девчонок. Все было готово для успешного претворения в жизнь плана мести, и спрятано в надежном месте. Сегодня ночью грандиозный план должен быть осуществлен, тем более, день начался так удачно, добычей гигантского, весом не менее пуда, золотистого карпа. Счастливое предзнаменование, гарантия того, что и оставшееся время суток будет для них столь же удачным. Поэтому нужно выступать именно сегодня, пока удача на их стороне.
В назначенный час все до единого были в условленном месте. Отдохнувшие, изрядно подкрепившиеся, они были готовы к решительным действиям. Затяжная война с колхозным сторожем Никанором, вошла в решающую, заключительную фазу.
Группа ребят разбилась на две равные по составу кучки. Кто и в какой группе будет задействован, решил жребий, привычный способ разрешения споров в компании. Первая должна была отвлечь внимание Никанора и удерживать его, как можно дольше, чтобы вторая группа смогла успешно осуществить основную часть плана, установить все придуманные ребятами сюрпризы, что надолго отобьют у старого дуралея малейшее желание бродить по ночам. Тем более бегать с дубьем наперевес.
День и вправду оказался на редкость удачным, обе группы отлично справились с поставленной задачей. Первая группа наелась до пуза клубники, малины и крыжовника, набрала целые запазухи спелых яблок и со всем этим грузом преспокойно отступила к спасительному забору, с безопасной высоты которого с усмешкой наблюдала за сторожем, крадущемся вдоль забора, с неизменной суковатой дубиной в руке и нездоровым блеском в глазах. Черты лица мерзкого старикана расплылись в зловредной ухмылке. Он в незнании своем предвкушал момент, когда, незаметно подкравшись, выскочит из тени забора, отрезав пацанам пути отступления, и с воинственным кличем набросится на них, щедро, от всей души отвешивая зазевавшимся пацанам смачные тумаки дубиной, после которой не день и не два, будут зудеть и чесаться бока.
А вот и они, склонились в клубничных грядках, даже не подозревают о том, что пиздец подкрался незаметно и всего лишь несколько шагов отделяют их сгорбленные спины, от хорошего удара дубиной по хребту. Сегодня их на удивление мало, всего двое, значит, остальные пакостничают где-то в другом месте, предпочтя набегу на сад, иную забаву. Но столь их малое количество нисколько не расстроило Никанорыча. Двое, так двое. Это даже и к лучшему. Не нужно напрягаться над тем, кого приласкать дубиной, а кого на сей раз пощадить. Достанется обоим, это точно. Он успеет переебать и одному, и другому по хребту прежде, чем они ломанутся от него на утек, спеша побыстрее убраться за забор. Но и это так просто не получится, он достанет их и там, прежде чем успеют перемахнуть на другую сторону, успеет огреть их палкой по ногам. Пускай потом неделю-другую поковыляют паршивцы на полусогнутых, будут знать гаденыши, как посягать на охраняемое Никанором, добро.
Собравшись в комок, оттолкнувшись от стены, старый сторож в полном молчании, угрожающе занеся дубину над головой, ринулся прямо на спины склонившихся пацанов, заранее торжествуя победу, сладострастно предвкушая, как взвоют, заверещат от боли и ужаса, застигнутые врасплох сорванцы.
Несколько прыжков и удар дубиной по спине одного, беззвучно шмякнувшегося носом в грядку, и тут же молниеносный замах, и по хребту другого, пока он ничего не сообразил, и не попытался задать стрекоча. Но и он повалился в траву, не издав ни звука, в шоке от ужаса и боли. Молчал он и дальше, неподвижно лежа в клубнике. И лишь тело сотрясалось под сыпящимися на него ударами суковатой дубины. А Никанор разошелся не на шутку. Вид неподвижно распростершегося у ног тела, хранящего упорное молчание, поднял волну ярости с потаенных и мрачных глубин его существа, захлестнул мозг, вконец лишил старика рассудка. Ничего не соображая, в полной прострации, он продолжал наносить удар за ударом по лежащему телу, вкладывая в это всю свою силу, лупцуя распростертое тело в полную мощь.
Вот уже из подвергнувшегося жестокой экзекуции тела полетела во все стороны соломенная труха, вот уже ничего не осталось от тела, и дубинка в полную мощь охаживала одну лишь землю. Но он все не мог остановиться, и лишь сломавшаяся, не выдержавшая яростного напора дубина, несколько охладила его пыл, а помутнение, застлавшее разум черной, непроглядной пеленой, ушло прочь, унося ненависть и злобу.
Спала пелена с глаз и только тогда он смог рассмотреть то, что еще мгновение назад лупцевал с такой яростью и злобой. Чучело, самое настоящее чучело, набитое соломенной трухой. Правда, сейчас от него мало что осталось. Тряпки разорваны в лоскуты, а наполнявшая их соломенная пыль, укрыла клубничные грядки грязно-желтым покровом. Еще не веря до конца своим глазам, Никанор присел на корточки и ощупал руками останки чучела. Затем медленно развернулся к лежащему рядом неподвижному телу и ощупал его. Самое настоящее соломенное чучело, еще целое, лежало на грядке.
Ярко размалеванная рожа с широкой, до ушей улыбкой, взирала на Никанора, словно потешаясь над его непроходимой глупостью. Не хватало только, чтобы она открыла размалеванный рот и разразилась насмешливым хохотом. Но это длилось лишь миг, а затем хохот громыхнул и заполонил собой все вокруг, ввергая Никанорыча в исступление. Обезумевшими глазами, несколько бесконечно долгих мгновений, взирал он в полной прострации на чучело, пока до него не дошло, что смеется над ним вовсе не это размалеванное тряпичное лицо. Гомерический гогот доносился откуда-то из-за спины.