Эверт Гренс осторожно двинулся вдоль свежей меловой черты, которой уже успели обвести трупы. Сейчас. Ему нужна буквально секунда, чтобы справиться с собой и вернуться к работе. Он всегда мог собраться почти мгновенно, не зря же он столько потрудился, чтобы научиться справляться с чувствами. Научиться их отключать. Для этого ему не нужны были лекарства: он просто наклонил голову и уставился в пол, пока не пришел в себя окончательно.

Он осторожно коснулся носком ботинка белого бедра.

Чертов идиот!

Что ты тут разлегся и не смотришь даже!

Свен Сундквист, стоявший в нескольких шагах от него, увидел, как Эверт протянул ногу к бедру Бенгта Нордвалля, как стоял, наклонившись над ним, ничего не говоря. Просто молча стоял над мертвым телом, обведенным белой чертой. Свен вышел вперед и встал рядом:

– Эверт.

– Да?

– Я могу всем тут заняться.

– Работой здесь руковожу я.

– Я знаю. Но я могу заняться всем тут, внизу. Тебе не обязательно здесь находиться. Хотя бы пока я не закончу осмотр места.

– Свен, я работаю.

– Я понимаю, это не может…

– Слушай, Свен, как эта шлюха смогла нас так уделать, а?

– Эверт, уходи.

– Ты что, не понимаешь? Если нет, вали к себе, думаю, тебе есть чем заняться.

Чертов, чертов идиот.

Скажи что-нибудь.

Молчишь.

Лежишь тут голый, прикрыл хлебало…

А ну вставай!

Гренс узнал четырех криминалистов, которые ползали на коленях по всему моргу и искали, что они там обычно ищут. Двое из них – его ровесники, при таких обстоятельствах они и встречались уже много лет подряд: сначала на месте преступления (чаще всего убийства), потом пересекались, пока шло расследование, после – ничего. А через пару месяцев, когда опять кого-нибудь замочат, все по новой. Он снова слегка пошевелил бедро Бенгта. Один из криминалистов чуть в стороне изучал целлофановый пакет с надписью ICA на предмет отпечатков пальцев.

– Нильс!

– Эверт, мне очень жаль. Я имею в виду Бенгта…

– Не теперь. Я работаю. Отпечатки ее?

– Похоже на то. Тут еще боеприпасы остались. Немного пластиковой взрывчатки и несколько запалов. Пара страниц, вырванных из блокнота. И видеокассета.

– Много народу «пальчики» оставило?

– Двое. Руки маленькие. Две правые, две левые. Почти уверен, что все женские.

– Две женщины?

– Очевидно, одна пара ее, – криминалист, которого, кстати, звали Нильс Крантц, кивнул в сторону недвижного тела Лидии Граяускас. Эверт посмотрел на нее, потом на Крантца и на то, что тот держал в руках.

– После отдашь мне? – Эверт показал на видеокассету. – Когда закончишь, конечно.

– Да. Мне еще надо пару минут.

Боеприпасы. Пластит. Видеокассета. Эверт Гренс разглядывал ее истерзанную спину.

– Чего же ты хотела на самом деле?

Внезапно кто-то его окликнул. Мужской голос раздался из коридора, где-то неподалеку от развороченной двери:

– Эверт!

– Слушаю.

– Пойди-ка сюда.

Гренс узнал голос и обрадовался: Людвиг Эрфорс не успевал к ним, но все-таки заглянул. Он стоял рядом с тем, что прежде было человеком: то самое тело, которое она приказала вытащить в коридор, а затем взорвала, чтобы все поняли, насколько серьезны ее намерения. Эрфорс указал на оторванную руку, наклонился и поднял ее:

– Посмотри-ка сюда, Эверт. Это мертвец.

– Слушай, у меня нет времени на эти игры.

– Да ты посмотри.

– Какого хрена?! Я слышал, как тело разорвало на куски. Понятное дело, теперь он мертвец!

– Он и был мертвецом. Еще до того, как его взорвали. И лежал тут уже с неделю, не меньше!

Эверт протянул руку и пощупал то, что Эрфорс вертел у него под носом. Оторванная рука была значительно холоднее, чем он ожидал. Он снова почувствовал, что его обвели вокруг пальца. Но почему – этого он никак не мог взять в толк.

– Да ты только посмотри, Эверт: крови ни капли. Зато какой запах! Чувствуешь? Понюхай!

– Да.

– Ну, на что похоже?

– Едкий какой-то… вроде на горький миндаль, – попытался он описать запах.

– Формалин. Его впрыскивают в мертвое тело, чтобы оно дольше хранилось.

– Формалин?

– Она взорвала мертвеца. И выстрелила еще в одного. Заложники остались целы, а? Неглупая тетка. Только этот студент-медик, Ларсон, который напал на нее, – того она действительно подстрелила.

Эрфорс еще секунду подержал руку, в которой уже неделю не было жизни, и осторожно положил ее обратно на пол. Эверт прошелся по коридору среди разбросанных кусков тела: никакой крови и все тот же запах.

Она взорвала труп. Она не стала убивать заложников. Значит… она хотела заполучить только одного. Бенгта.

Вот чего она хотела на самом деле.

Он вернулся в морг, к мертвому голому Бенгту и женщине, которая лежала рядом с ним в слишком большом больничном халате.

Молчишь?

Бенгт!

Скажи что-нибудь!

Он чуть не поскользнулся на крови, которая натекла из ее виска.

Так значит, она его хотела заполучить.

Чертова шлюха!

Я ничего не понимаю.

Он не услышал, как сзади к нему приблизился Нильс со словами «Вот кассета, бери», протягивая ему запечатанный пакет. Нильс постучал по его плечу и повторил:

– Пленка, Эверт. Ты просил.

Эверт Гренс обернулся:

– А, ну да, ну да. Спасибо. Что-нибудь еще нашли?

– Да нет. Как я и говорил, держали ее в руках двое, обе женщины. Граяускас и еще кто-то.

– И она лежала вместе с боеприпасами?

– Точно. В пакете из-под продуктов.

Крантц повернулся и пошел работать дальше, но Гренс его окликнул:

– А тебе обратно ее отдать?

– Нет. Занеси в протокол и отправь в местный угрозыск.

Гренс увидел, как Нильс зашел в какое-то складское помещение и принялся осторожно снимать руками в белых перчатках колбаски бежевой массы, которые она налепила по краю двери.

– Эверт!

Свен Сундквист сидел возле настенного телефона, который они сначала переключили только на входящие звонки, а потом снова подключили исходящие. Гренс закрыл глаза и попытался представить себе девушку, которая сидела там, направив пистолет на заложников, угрожая и ничего не требуя. Исхудавшая, избитая, с рукой в гипсе, она заставила их оцепить чуть ли не половину самой крупной больницы Швеции, и каждый полицейский и каждый журналист сломя голову несся сюда. Несколько часов эта шлюха вертела таким же количеством людей, какое она перетрахала за всю свою карьеру.

– Эверт!

– Да?

– Вдова.

Эверт Гренс снова услышал голос Бенгта, он шел откуда-то издалека. Разговор, который состоялся у них совсем недавно. Когда его единственный друг, тот, с которым у него так много связано, был еще жив. Он стоял в одних трусах в этом чертовом коридоре и просил Эверта в случае чего поговорить с Леной. «Если что-то случится, – так он сказал, – если что-то случится, я хочу, чтобы именно ты сказал Лене». Он как будто знал заранее. Как будто предчувствовал, что произойдет там, в морге.

– Что ты имеешь в виду?

Сундквист пожал плечами:

– Ну… Ты с ней знаком. Тебе к ней и ехать.

Он посмотрел на них так, как будто только что увидел. Два белых тела лежали рядом, почти симметрично, у каждого рука на животе, ноги прямые, ступни слегка развернуты.

Именно я должен говорить с Леной.

Скажи же что-нибудь!

Именно мне к ней ехать.

Именно я остался жив.

Умер!

Тебя больше нет.

Ты умер!

Гренс знал, что и так уже заставил их ждать. Необходимо было провести криминалистическое освидетельствование Ланга, и с каждой упущенной минутой стремительно таяли шансы найти что-то стоящее на его одежде и теле: капли крови или следы ДНК Хильдинга Ольдеуса.

Он настоял на своем присутствии – хотел видеть, как посадят человека, которого он так ненавидел. Поэтому попросил разрешения на спецсигнал. Машина с синим проблесковым маячком выехала с территории Южной больницы и помчалась мимо Хорнстюлль, Вэстербру, площади Фридхем. Бергсгатан[16] была пуста, он поблагодарил водителя и, войдя внутрь, поднялся на лифте на этаж КПЗ.