Изменить стиль страницы

Она так и просидела на полу своей разгромленной спальни около часа в полной неподвижности, обхватив голову руками, пока ее не заставил очнуться голос слуги. Ее звали, потому одна из служанок обнаружила ее мать покончившей с собой.

Любую другую гайре это известие заставило бы, как минимум, свалиться в обморок, но дочь Тенгов оно заставило собраться. Она собрала слуг и спокойным холодным голосом отдала им четкие указания насчет организации похорон матери, а также оповещения родственников, а сама отправилась пытаться исправить то, что натворила.

Она не пришла на площадь перед храмом в два часа и не села на вторую скамейку справа, потому что в это время чуть не разнесла королевский дворец, пытаясь добиться аудиенции с наследной принцессой. В конце концов, ей это удалось, и принцесса Намини приняла ее, хотя и без всякого удовольствия. Но в данном случае Кинари было глубоко плевать на ее удовольствие. Да и после того, что Кинари рассказала, само собой, опустив некоторые подробности, и постаравшись, по мере возможности, не опорочить честь матери, принцесса уже не выражала никакого неудовольствия по поводу ее прихода. Скорее даже напротив, была полностью согласна и с ее настойчивостью, и с методами проникновения во дворец. Обсудив произошедшее, а также политическую обстановку на данный момент, причем, называя при этом вещи своими именами, Кинари и королевская наследница пришли к единому мнению. Короля нужно было срочно убирать с доски, потому что дальнейшее его пребывание в качестве правителя Нарги было чревато слишком многими неприятными последствиями. После чего Кинари направилась во дворец Тенгов за ядом.

Кинари даже сейчас не понимала, как ей тогда удалось убедить принцессу, и как вообще у них получилось все это провернуть, ведь самой принцессе на тот момент было всего шестнадцать. Но, тем не менее, две глупые девчонки обыграли всех и сделали свою партию такой, как им захотелось.

Их дальнейшие отношения сложились совсем неплохо, хотя Кинари и не сделала такую блестящую карьеру при дворе, как ее мать. Это было просто невозможно, учитывая то, что скандал, разгоревшийся в связи со смертью госпожи Тимани, замять так и не удалось. Они все-таки были еще очень неопытны. Но в дальнейшем королева не раз прислушивалась к советам Кинари, и она была единственной, к кому королева вообще когда-либо прислушивалась. Ее можно было понять. Начав свое царствование с убийства отца, она просто никому и никогда не верила. Впрочем, это не помешало ей стать вполне приличной королевой и сделать для Нарги очень много.

После этого жизнь Кинари круто изменилась. Она в тот же день переехала из своего дома в семейный дворец Тенгов, где охрана была более надежной, и начала всерьез заниматься политикой, причем скоро заработала репутацию очень опасной, умной и умеющей рисковать гайре. Она опиралась на королеву, а королева опиралась на нее, хотя, возможно, со стороны этого и не было заметно.

Но никто, включая королеву, не знал, что жизнь такой успешной и внешне уверенной в себе гайре Кинари была подчинена только одному железному правилу: Не думать о Заргоне и не вспоминать о том, что между ними произошло. Она долго не могла собраться и заставить себя думать о нем отвлеченно, чтобы понять, что он за человек, и чего от него можно ожидать. Поэтому его следующий шаг застал ее врасплох. Предательство Натти больно ударило по ней, потому что Кинари знала ее с детства и привыкла доверять ей, почти как покойной матери. В тот раз Заргону едва не удалось встретиться с ней, помешала только чистая случайность. Их встреча была бы полным крахом для Кинари, и она после этого удвоила бдительность и удесятерила охрану.

Заргон так и не оставил ее в покое. Он преследовал ее буквально повсюду, но, после того, как однажды едва не угодил в ловушку, расставленную Кинари, начал играть против нее всерьез. Время от времени они обменивались весьма чувствительными ударами, как два фехтовальщика, танцующие свой смертельный танец, но последний удар все еще заставлял себя ждать. Их партия растянулась более чем на сто лет, и чьим выигрышем она закончится, пока сказать было сложно. Тем более что Кинари иногда казалось, что он просто играет с ней, как кот с мышью, и, не желая убивать, развлекается тем, что пытается ее сломать. Старый Лар сказал ей, что Заргон не так прост, как ей кажется. Прост! Пресветлые боги, да куда уж сложнее!

Кинари постаралась отогнать от себя неприятные, лишающие надежды на успех мысли. Она уже и так потратила слишком много времени на размышления и воспоминания. Если решила идти, то самое время это сделать, иначе она рискует разбудить Вайгара. Тогда придется с ним объясняться, и одну он ее, скорее всего, не отпустит. Кинари сейчас меньше всего хотела тащить его за собой, хотя одно время и думала об этом. Правда это было до того, как она увидела его. Старый Лар сказал, что она будет жить во дворце Ларов, значит, возможно, ей удастся вернуться живой. Но кто ей сейчас скажет, вернется ли живым Вайгар? В любом случае, допускать, чтобы вновь обретенный муж погиб по ее собственной вине, она не собиралась. Она улыбнулась сама себе. Как странно! Она возненавидела его с их первой встречи, он всегда внушал ей отвращение одним своим загадочным видом, заставлявшим подозревать, что он видит ее насквозь вместе со всеми ее тайнами, а теперь вдруг оказался единственным человеком, которому она могла доверять. Не то, чтобы она не могла кому-то доверять вообще, она же не королева, которой это в принципе противопоказано, просто доверять ей было некому. Так уж сложилась жизнь. Она жила среди лжи, интриг и предательства, что до недавнего времени казалось ей совершенно нормальным. А теперь уже нет.

Кинари осторожно, очень осторожно отодвинулась от него и замерла в ожидании. Он не проснулся. Слишком бурной выдалась ночь даже для такого, как он. Тогда она тихо встала и начала одеваться, молясь про себя всем богам, чтобы помогли ей сделать это как можно тише. На этот раз боги ее услышали, и ей удалось собраться и привести себя в порядок, почти не нашумев, что было совсем непросто, учитывая ее волнение. На цыпочках, едва дыша, она подошла к двери и только тогда позволила себе оглянуться. (О том, чтобы поцеловать мужа перед уходом и речи не было.) Но смотреть долго не стала, опасаясь, что чувствительность Лара заставит его проснуться от ее взгляда, и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.