Следуя за этой грядою скал, авантюристы без труда достигли одного из затерянных в отрогах сиерры уголков и остановились в глубоком ущелье, на дне которого, скрытые нависшим над ними туманом, они чувствовали себя в полной безопасности. Здесь они дали полную волю своим чувствам, хотя в первый момент охватившее их волнение было настолько сильно, что они не могли обменяться ни одним словом.

— Позвольте поздравить вас, сеньор Ороче, — проговорил наконец Бараха, — что вам удалось избежать карабинов этих непримиримых тигреро!

— Охотно позволяю, тем более что если бы вам, сеньор Бараха, размозжили череп — ведь эти господа, как вам известно, имеют отвратительную привычку всаживать пули прямо в голову, — то вам, вероятно, было бы трудно принести мне это поздравление! А потому я весьма рад, что вижу вас живым и невредимым!

Тут Ороче слегка кривил душой. Собственно говоря, он предпочел бы один остаться в живых, так как близость больших сокровищ почти всегда порождает в людях стремление к одиночеству.

Вероятно, и поздравления Барахи были не более искренни. Как бы то ни было, но, благодаря сходству мыслей, являвшемуся причиной их тесной дружбы, оба бандита вдруг призадумались. Выстрел из ружья, повторенный несколько раз горным эхом, вывел их из задумчивости.

— Это уже второй выстрел, нарушающий тишину этих пустынных мест! Первый, вероятно, раздробил череп Диасу, — и мне было бы очень прискорбно думать, что второй прикончил таким же образом дона Эстебана! — воскликнул Ороче, весьма плохо скрывавший свое желание остаться единственным обладателем тайны Золотой долины.

— Вполне разделяю ваши чувства! — рассеянно заметил Бараха. — Эти пустынные места страшно опасны для двух одиноких людей, какими мы стали теперь!

«Карамба! — подумал при этом Ороче, — как видно, мой дражайший приятель Бараха считает и меня лишним!»

— К чему вы заряжаете ружье, сеньор Ороче? — тревожно осведомился Бараха у своего друга.

— Как знать, что может случиться здесь, в этой пустыне?! Надо быть ко всему готовым!

— Да, вы правы, следует всего ожидать! — И при этом Бараха так же взвел курок своей винтовки.

— Что же мы будем теперь делать? — спросил Ороче.

— Достаточно ли мы сильны, чтобы выгнать из укрепления трех охотников? Конечно, нет! Следовательно, нам есть смысл вернуться в лагерь, — заметил Бараха, — затем с надлежащими силами вернуться сюда и захватить этих узурпаторов всех сокровищ долины, которые мы видели только мельком!

— Так отправимся же скорее! — горячо воскликнул Ороче.

— Нельзя терять ни минуты! — согласился Бараха.

Но вместе с тем ни тот ни другой не трогались в места, так как и Ороче и его достойный друг не имели ни малейшего желания открыть путь к Золотой долине алчным до всякой наживы коршунам, оставшимся там, в лагере.

Они не без основания полагали, что трое охотников, захвати они даже столько золота, сколько сами они весят, все же оставят еще весьма солидную долю тому из них двоих, кто останется в живых, тогда как та банда авантюристов, которую они называют своими товарищами, наверняка расхитит все по частям, и на долю Ороче или Барахи придется лишь малая толика.

Точно голодные шакалы, караулящие, пока удалится пресытившийся своей добычей ягуар, чтобы наброситься на его объедки, оба бандита, не сознаваясь в том друг другу, втайне желали, каждый в отдельности, воспользоваться тем, что останется после ухода охотников, присутствия которых они так старательно избегали.

— Послушайте, — сказал Бараха, — я буду откровенен с вами…

«Посмотрим, какую-то ложь мне поднесет этот негодяй!» — мысленно проговорил Ороче и вслух продолжил:

— Зная вашу благородную, честную натуру, я и рассчитывал на это!

— Вы опасаетесь, конечно, чтобы, возвращаясь в наш лагерь вместе со мной, мы не были заподозрены в бегстве!

— Ваша удивительная проницательность положительно поражает меня! — воскликнул Ороче.

— Это весьма естественно, — продолжал с превосходно сыгранным добродушием Бараха, — двое всегда скорее могут обратить на себя внимание, чем какой-нибудь одинокий путник, не так ли?

— Вы положительно читаете мои мысли! — снова воскликнул Ороче с таким восхищением, что Бараха на мгновение почувствовал даже некоторый страх.

— Ну, в таком случае, вы, без сомнения, согласитесь с тем, что я намерен предложить вам!

— Еще не зная, о чем пойдет речь, я уже заранее готов изъявить вам свое согласие, так как никому не доверяю только наполовину, а тем более своим близким друзьям!

— Не хотите ли вы этим сказать, сеньор, что вовсе не доверяете им?

— О, сеньор Бараха, как можете вы говорить такие вещи! — воскликнул Ороче, картинно драпируясь в лохмотья, которые он называл своим плащом. — Я постоянно грешу как раз в обратном!

— Итак, я полагаю, что лучше всего нам будет добраться до лагеря в одиночку. Пусть каждый из нас выберет свой маршрут. Я первый подаю пример!

— Позвольте еще два слова! — остановил его Ороче. — Где же мы встретимся с вами?

— У разветвления реки! Тот, кто туда прибудет первым, подождет другого!

— А долго ли? — спросил Ороче с прекрасно сыгранной наивностью.

— Это будет зависеть от степени нетерпения прибывшего первым и от степени его дружеского расположения к тому, кого ему придется ждать!

— Эх, черт возьми! — воскликнул Ороче. — В таком случае, если, к примеру, я прибуду первым, а вы, вследствие какого-нибудь несчастного случая, предположим, падения в пропасть или меткой пули, будете лишены возможности явиться к условленному месту, я буду обречен ждать вас там до второго пришествия Христова!

— Такого рода самоотверженная дружба с вашей стороны нимало не удивляет меня! — ответил Бараха прочувствованным тоном. — Но я не имею права принять такой жертвы! Нет, если вы ничего не имеете против, мы назначим для ожидания всего один час времени, после чего…

— После чего прибывший первым к реке вернется в лагерь, оплакивая своего друга!

Порешив на этом, друзья отправились каждый своей дорогой в различных направлениях; некоторое время они оставались в виду друг друга, но вскоре оба скрылись в густом тумане Туманных гор.

Когда гамбузино, на котором дырявый плащ развевался, подобно лохмотьям на огородном пугале, наконец окончательно исчез из глаз Барахи, последний приостановился и стал осматривать местность, но не с целью отыскать кратчайший путь, ведущий к разветвлению реки, отнюдь нет!

Полагаем, читателя не удивит, что он столько же помышлял о возвращении в лагерь, сколько о том, чтобы добровольно предать себя в руки охотников, от которых они бежали. Нет, Бараха был не столь прост! Он просто отыскивал теперь такое местечко, где бы ему можно было с удобством и в полной безопасности предаться прелестям продолжительного безделья, предоставив Ороче томиться в скучном ожидании его прибытия на условное место. Жадный гамбузино не хотел слишком удаляться от этих мест. Только он не принял в расчет трех охотников и нежных чувств своего друга.

Неподалеку от того места, где остановился, в углублении небольшой скалы он заметил весьма заманчивый грот, устланный на дне сухими травами и выглядевший очень уютно. Сойдя с коня, Бараха разнуздал его и пустил пощипать траву, а сам, достав из кожаной альфорхи[66], привешенной к его седлу, горсть маиса и смочив его водой из своей фляжки, приготовил себе тот скромный завтрак, в котором чувствовал теперь некоторую потребность.

Но, расположившись на мягкой подстилке и завернувшись в свой плащ, он тщетно мечтал забыться сном на несколько часов: сквозь сомкнутые веки его глаз золото долины прельщало его своим обольстительным блеском и не давало ему заснуть. Вдруг в его мозгу молнией сверкнула пугающая мысль, заставившая его вздрогнуть: а что, если Ороче где-нибудь подстерегает его и только ждет удобной минуты, когда он забудется сном, чтобы неожиданно напасть и отделаться от него?!