Да уж, этого даже такой замечательной шпагой не проймёшь — а судя по взгляду, сам он нипочём не отойдёт. Что ж, можно попробовать и по-другому… но стоило только попытаться обойти эту гору мяса в одну сторону, как обладатель ни разу не мытых ног нетерпеливо переступил туда же (пустыня аж жалобно подпрыгнула), и статус кво вернулся в альма матер.
И стало быть, попытка провернуть обходной маневр в противоположную сторону… совершенно верно, привела к тому же самому. То есть, ни к чему.
— Что тут думать, прыгать надо! — хриплый после бешеной рубки на морозе голос показался бы тут писком комара, но дяденька вверху как-то заметно нахмурился и подобрался.
Впрочем, охаживать своей кошмарного вида дубиной он пока что не порывался, и хоть за то спасибо. А взгляд бессмысленно шарил по сторонам, словно подзуживаемый упрямо не сдающейся хозяйкой, и в конце концов теребившее подсознание таки нашло смущавший его источник — прямо на черноте ледяной пустыни слабо светилось жёлтое нечто.
Ах, как же дрожали от усталости озябшие ноги, когда пришлось снова подойти к подножию этой исполинской живой статуи и обнаружить невесть зачем выросший здесь одуванчик. Нелепый и неуместный простецкий цветок замер, словно прислушиваясь к чему-то золотистой мохнатой головкой.
И не успел только сейчас заметивший это диво великан поднять лапищу и топнуть да размазать сорняк, как свободная от шпаги и исцарапанная ладонь быстро и как-то воровато прянула вперёд, безжалостно завладела одуванчиком первой.
— При таких размерах соображать быстро не получится. Что-то там со скоростью прохождения по синапсам… или аксонам? — усмехнулась она, мимолётно понюхав добычу и удивившись, что от той пахнет ромашковым шампунем и королевским мылом… знать бы ещё, что все эти слова собой обозначают.
А цветок ничуть не обмяк бессильно в пальцах. Напротив, тщедушный стебелёк обрёл твёрдость, вытянулся и утолщился. И через непонятно какое время в левой ладони обнаружилась весьма изящная… ну точно, волшебная палочка! Даже получше, чем у того очкарика, который на венике с палкой летал. Его ещё звали как-то по идиотски, типа хари потной, что ли…
Великан где-то наверху засопел, заворчал. А во взгляде его обнаружилось сомнение и даже какая-то робость. Его лапища с дубиной неуверенно заворочалась было, но вот букашка просто с клинком, и букашка с гадким клинком и волшебной палочкой — это ведь две совсем разные букашки? Во всяком случае, мысли в той здоровенной башке ворочались медленно и со слышным даже отсюда грохотом. Похоже, здоровяк откуда-то знал, что как раз вот от таких малявок дождаться всяческих неприятных пакостей — плёвое дело. И голая сила тут ничем не поможет.
— Ты леди? — с сомнением поинтересовался здоровяк.
Ох, мама! Мало того, что голосина оказался на удивление тонким и несолидным, так ещё и от дыхания настолько разило, как будто вонищи от ног тут не доставало…
— Леди, леди, чтоб тебя разорвало! — с готовностью подтвердила дерзкая малявка и на пробу взмахнула левой рукой с зажатой в ней палочкой.
Здоровяка со смешным иканьем тут же подняло вверх. Хорошенько крутануло, приложило пару раз оземь — да так, что не шлёпнуться тут и не проехаться чуток, ободрав себе то место, которое можно показывать только тёте доктору, не оказалось никакой возможности.
Но в конце концов, потешно размахивавший грабками верзила едва слышно лопнул подобно мыльному пузырю и бесследно исчез, оставив дорогу свободной, а голову гудящей.
— Стоить на мосту корова и ссыть. Вот так и человек — жил-жил себе, да вдруг и помер весь, — убедительно прокомментировала двинувшаяся в дальнейший путь она и тут же старательно попридержала язычок.
Вроде бы, истинной леди подобные словечки, да и весь ход мыслей просто не подобают? Ладно, на дальнейшее будем знать — ведь за одного бритого двух небритых дают…
Что там смутно мерцало вдали, не стоило и гадать. Очередная пакость или даже мерзость — да в общем, какая разница? Куда важнее то, что то неё надо не просто дойти, но потом ещё и преодолеть. А посему следовало без остановки переставлять по чёрной земле замёрзшие ноги и старательно не наступать на белых змеек позёмки.
— Ну во-от! А что с тобой прикажешь делать? Вернее, с вами — ой, да как их много-то!
В самом деле, злобно оскаленная крысиная мордочка впереди раздвоилась, потом расчетверилась, потом… и так далее, в общем. И теперь впереди и по сторонам раскинулось беспокойно шевелящееся серо-буроватое море этих тварей. И их горящие взоры альтруизмом, филантропией и прочим непротивлением злу толстовщиной откровенно что-то не светились. Скорее даже наоборот.
— Иду на вы!
Изумрудная шпага мерцала разъярённой молнией и послушно казалась словно продолжением руки, да и волшебная палочка в левой ладони тоже не отставала — обе они валили вдруг напрыгнувших грызунов целыми толпами и стадами. И всё же, количество их ничуть не уменьшалось, так что, волей-неволей пришлось отойти назад и признать своё полное тут бессилие.
— И ведь, даже магия тут не поможет, уж сильно вас много, — зализывая послушно закрывавшиеся и исчезавшие царапины, проворчала она, хмуро разглядывая замерший перед нею целый сонм тварей. — Ага, знаю!
Как же трудно оказалось припомнить и найти это одно-единственное, так и приплясывающее на кончике языка, но вертляво ускользавшее слово! И всё же, его удалось поймать и тут же выкрикнуть в черноту:
— Кысь! Ты мне сейчас очень нужна.
Что тут началось, это надо было видеть. Или нет, лучше не видеть. Отвернуться и забыть как приснившийся после слишком плотного ужина кошмар… ибо вынырнувшая из темноты адская кошка никак домашней мурлыкой не являлась. Её светящихся клыков и когтей устрашился бы и матёрый волчара, а одного только злорадного гортанного мява хватило, чтобы по спине с удалым гиканьем промчалась вприпрыжку стая мурашей.
Ну, что делать порядочной и хорошо воспитанной представительнице семейства кошачьих (из почтенной семьи) при виде грызунов, ту учить никак не надо. Наверное, иные умения впитываются ещё с молоком матери… воинственно задрав торчком куцый хвост, рысь азартно прыгнула вперёд.
Её стремительных движений и ударов зачастую даже не было видно — но кровавые ошмётки от крысиного воинства полетели так, что приходилось то и дело утирать лицо, глаза и даже отплёвываться от тёплых солоноватых брызг. Сдались те далеко не сразу, то и дело набрасывались на отважную охотницу толпами с разных сторон. И остались бы от Кисы одни рожки (впрочем, откуда?) да ножки, но вновь поднялись опустившиеся было в бессилии клинок и магия — и в свою очередь вгрызлись в этих мерзких тварей.
Наверное, именно сдвоенный штурм унд дранг и решил исход дела. Самоё пространство завывало и стонало под таким натиском, и в какой-то момент огромная стая дрогнула. Отпрянула назад, взвыла пискляво и тонко — и сразу взвилась вихрем. Он закружился с воем, взметнулся ввысь, чтобы тут же бессильно опасть мелкой, серой, сразу же исчезнувшей пылью.
— Уфф, это была славная битва — правда, Кысь?
Рысь ещё некоторое время недоверчиво зыркала в стороны пылающими жёлтыми глазищами, принюхивалась и протяжно порыкивала. И всё же, вздыбленная щёткой шёрстка на спине постепенно улеглась. Спасительница крутнулась на месте, зябко поджимая под себя замёрзшие лапки, басовито взвыла — и одни прыжком сиганула на плечо. Ох и тяжёлая, спасительница ты моя…
— Ух-х, как же я по тебе соскучилась!
Оказалось так здорово вновь почувствовать эту грубовато-мягкую и тёплую шёрстку, щекотнувшие в ухо усы-вибриссы, а на щеке словно наждачной шкуркой теранувшее ощущение языка! А главное — надёжное ощущение друга рядом.
С другой стороны, как-то смущала невесть откуда появившаяся мыслишка, что втравливать Кысь в это приключение, из которого вовсе не обязательно возможно и выпутаться, было как-то не совсем по-дружески.
Но в ответ на осторожный вопрос по этому поводу рысь приятно и привычно разлеглась на шее-плечах и даже тихонько замурчала. А во взгляде её так и намеревавших уснуть глаз читалось простое и незамысловатое: заткнись, а? Так я тебя и брошу, жди!