Он ухватился за край люка, подтянулся и влез в отверстие, к счастью, достаточно широкое даже для его могучих плеч. Внутри снаряда было довольно просторно, но темновато. Мерцание разноцветных огней по стенам придавало большой круглой комнате, в которой оказался Горошин, вид таинственный и праздничный. Впрочем, Максим Андреевич бывал здесь не раз и к виду комнаты давно привык.

Оказавшись внутри снаряда, он прежде всего живо закрыл люк массивной круглой заглушкой, опускавшейся сверху на шарнире и точно подходящей по величине.

– Ну вот и все, – облегченно вздохнул Горошин, закончив работу.

Он повернулся к дочери и вдруг замер. На него насмешливо смотрели веселые и наглые глаза Яшки. Кирпотинский ординарец стоял у противоположной стены и, казалось, любовно обнимал Катю. На самом деле он крепко держал девушку, намотав на руку ее косу и приставив к горлу тусклый кавказский кинжал.

– Дурак ты, папаша, – сказал Яшка. – Хоть и здоровый конь, а дурак. Стой там, не балуй! А не то гляди, косарем, да по белой шейке – чик, и нету барышни, лебедушки моей ненаглядной…

Он провел тыльной стороной ладони по Катиной щеке.

– Не смей! – Катя рванулась, но Яшка крепко держал ее за волосы.

– Тпру, шалая! – прикрикнул он. – Обрежешься же, дура! Кто тебя замуж возьмет? А так, глядишь, и я посватаюсь! Только мне жена смирная нужна. Я ведь, если что не по мне, и убить могу!

Он снова повернулся к Максиму Андреевичу.

– Ну, чего встал, папаша? Отчиняй дверь! Живо!

Он поднес лезвие к лицу Кати, будто собирался ее брить. Она вздрогнула от холодного прикосновения, по щекам ее текли слезы.

– Короче, так, – сказал Яшка, обращаясь к Максиму Андреевичу. – Либо ты везешь нас вдогон за белыми, либо дочке каюк. Что решаешь? Резать аль нет?

– Убери нож, – тихо произнес Горошин. – Я открываю…

Он повернул рычаг, и люк с шипением поднялся, открывая круглый лаз, за которым уже шевелился частокол штыков. Максим Андреевич повернулся к ним спиной.

– Отпусти ее, – сказал он Яшке. – Я покажу, как управлять ракетой.

– Конечно, покажешь, – Яшка подтолкнул Катю к люку. – Куда ж ты денешься?…

Час спустя над уснувшим было Карадагом снова поднялись дымные столбы, и огненные стрелы принялись с воем чертить небо, исчезая в вышине, среди высыпавших уже звезд.

– …А у нас все по-прежнему, – несмотря на тошноту, Мустафа сладко жмурился, как кот, вернувшийся на родную печку.

– Где это – у вас? – ехидно спросил Егор.

Мустафа хоть и летал однажды на «Союзе-ТМ», но полет прошел неудачно, на расчетную орбиту корабль не вышел, и до стыковки с «Миром» дело не дошло. Счастье еще, что спускаемый аппарат отработал штатно, все вернулись живыми-здоровыми. В программу полета задним числом вписали «испытание двигательных систем», а стыковку благополучно потеряли. Тем не менее станцию Каримов знал хорошо, куда лучше своего экипажа, если можно так назвать двух космических туристов, толком не прошедших подготовку. Эх, деньги-денежки! Каких только чудес вы не вытворяете! Можете сделать российскими космонавтами двух богатых бездельников, а можете безжалостно затопить вполне еще работоспособную станцию – красу и гордость отечества!

– Вот мы и дома! – сказал командир, не обращая внимания на ехидного Егора. – Жорик, заползай!

Джеймс медленно, с торжественным видом пересек комингс и вступил на территорию станции, а вернее, вплыл в ее огромный, особенно после тесноты спускаемого аппарата, цилиндрический объем.

– Орбитальная станция «Мир», – сообщил он, как всегда, ни к кому не обращаясь. – Руина великой эпохи!

Счастливый он, позавидовал американцу Егор. Каждое мгновение смакует, будто его в кино снимают. И торжественное слово к любому случаю готово. А я что же? Денег-то не меньше вбухал, надо бы радоваться – мечта детства и все такое… Хотя мои деньги все равно бы пропали. Тетке Вере с ее сизомордым не достались – и хорошо…

– Джеймс! Я давно хотел тебя спросить… – начал он.

– Спросите, Егор, – кивнул Купер. – Ты будешь сто двадцать шестых человеков, задающих мне этого вопроса.

Русские слова Джеймс произносил почти без акцента, но употреблять склонения и спряжения так и не научился.

– Откуда ты знаешь, какой у меня вопрос? – по привычке заспорил Егор. – Может, я ценами на картошку в Оклахоме интересуюсь.

Джеймс добродушно рассмеялся.

– Бросай, бросай, Егор! Со мной за последний два месяца говорили сто двадцать пять русские людей, включительно генерала эфэсби, и все задавали одного и того же вопроса: зачем мне все это нужно? Хотя… – Джеймс наморщил лоб, припоминая, – хотя нет, господин генерал не сказал «зачем». Он произнес другое слово…

– Да мы знаем! – Егор поморщился. Его, как и всех, еще немного мутило в невесомости. – И все-таки зачем тебе это нужно, Джеймс? Ведь никто не узнает!

– Почему не узнает? – любезно улыбнулся Джеймс. – Я напишу об этом полете в своих мемуарах…

– И станешь писателем-фантастом, – подхватил Егор. – Ни одна живая душа в вашей НАСе не знает, что мы здесь. Завтра вернемся на землю, послезавтра «Мир» будет затоплен, и у тебя не останется никаких доказательств.

– На кой черт мне доказательства? – Джеймс высокомерно выпятил толстую нижнюю губу. – Я совершаю этот полет для сам себя, а не для прессы. У русских есть космос, и они им торгуют. У меня есть деньги, и я его покупаю, – Купер приблизился к иллюминатору и с хозяйским видом обозрел окрестное мироздание. – Мне плевать на что думают в НАСА или в Международном Космик Эйдженси. Вы ведь тоже не ради славы полетели, Егор? Наверное, в детстве мечтали стать космонавтом? Вам повезло, ваше детство еще не кончилось, а вы уже космонавт!

– От скуки я полетел, – буркнул Егор. – И назло родне. С детством меня как-то быстро кинули…

Он вспомнил отца, вечно спешащего, вечно с телефонной трубкой возле уха и неизменной бутылкой виски на расстоянии вытянутой руки, не дальше. «Для тебя ведь мудохаюсь, наследник, тебе все достанется, кому еще? Вот погоди, завалю «Интерникель», мы с тобой еще в космос слетаем! А хрен ли нам, мужикам? Все в наших руках! Были б деньги…»