Гийом, не дождавшись прихода казака за очередной партией пороха, выбрался из трюма английского судна и взобрался по сходням на «Кукарачу». Узнав от товарищей о грозящей опасности, он быстро собрал у грот-мачты стрелковое вооружение и занялся подготовкой его к бою.

— Ну, с Богом! — неожиданно громко произнес Худойконь.

Он перекрестился, прицелился и, запалив фитиль, выстрелил, тут же перебежал к другой пушке, потом к третьей.

Правильно говорят — мастерство не пропьешь! Атаман вторым выстрелом попал точнехонько в цель. Лодка рассыпалась на куски и затонула. Китайцы, осознав, что их коварный замысел разоблачен, уже не скрываясь, завопили и, подбадривая друг друга боевым кличем, устремились к корвету. Теперь, когда морские разбойники перестали таиться, они гребли быстро и сильно, громко шлепая веслами по воде. Скорость сближения неминуемо увеличилась. Однако все эти действия противника никак не повлияли на точность стрельбы казака. Он нисколько не испугался, а продолжал уверенно стрелять, будто это был не человек, а хорошо отлаженный механизм. Строй нарушился, лодки сбились в кучу, и поэтому практически каждое второе ядро попадало в цель.

Заслышав шум орудийной канонады, из кают-компании выскочили оставшиеся там участники трапезы. Не разобравшись, что к чему, Ипполит накинулся на атамана:

— Кузьма, прекрати озорничать! Не трать попусту порох, вражина, его и так мало! Охолонись! — обрушился с бранью ротмистр. — К чему устроил этот фейерверк?

Худойконь не повел единственным своим ухом. Атаман был целиком и полностью увлечен боем, тщательно прицеливался, что-то нашептывал пушке, словно уговаривая ее не промахнуться, при этом поглаживая ствол и похлопывая по лафету. Вместо казака ротмистру ответил Гийом, и старик, разобравшийся, наконец, в чем дело, в мгновение ока очутился на палубе своей «Кукарачи». Следом за ним туда же перебрались все уцелевшие в дневном бою англичане, за исключением тяжело раненного боцмана, который вполне мог умереть в любую минуту.

— Почему меня не позвали? — по-прежнему сердился ротмистр. — Кузя, кто на корабле старший, я или ты? Я не допущу смуты! Тут вам не казацкая вольница!

— Уймись, дядя Ипполит! — успокоил его Строганов. — После выясним, кто главный на корабле. Не было у нас времени за вами бежать. К черту субординацию, когда вопрос стоит о жизни или смерти!

Старик, все еще продолжая бурчать, заметно присмирел, схватился за ружье и занял боевую позицию на корме. Среди англичан царило некоторое замешательство, они никак не могли решить, что им делать: помогать русским или поднять паруса и бежать?

— Вернитесь на шхуну и приготовьте орудия к бою! — крикнул Строганов растерявшемуся Уильяму Блаю. — Возможно, это отвлекающий маневр, а с вашего фланга идет еще одна армада!

Англичан будто ветром сдуло с палубы корвета. Они перескочили через сочлененные борта к себе на шхуну и тоже начали готовить орудия к стрельбе. Однако артиллеристов среди них не было, только лейтенант мог считаться приличным канониром, остальные даже зарядить пушки толком не умели. Как некстати ранили боцмана, который сейчас валялся без сознания, вот он-то являлся мастером на все руки. С грехом пополам перепуганные насмерть тыловые крысы привели орудия к бою, и Блай припал к подзорной трубе, обозревая ночное море.

Морское сражение тем временем разгоралось и становилось все жарче. Кузьма как метеор метался между трех орудий, потный, разгоряченный, со сверкающими шальными глазами, со звериным оскалом на грязном лице. Он покрикивал на нерасторопных женщин, медленно подносивших порох, на полковника, не успевающего заряжать пушки, на юнгу и Степанова, которые, с его точки зрения, слишком долго целились и перезаряжали ружья.

Азиаты рвались вперед, на абордаж, теряя по ходу движения свои суденышки одно за другим, но неотвратимо сближаясь с корветом. Худойконь утопил уже дюжину лодок, но противник давил численностью и не собирался отворачивать в сторону, казалось, пиратов гонит в бой какая-то злая сила. На носу трех крупных лодок стояли пушечки малого калибра, и пираты открыли ими ответный огонь. В ход пошли ружья.

Внезапно раздался пронзительный женский крик. Сергей оглянулся и увидел, что туземка Мими показывает рукой на английскую шхуну. Их предали! Между парусниками уже был просвет метров в десять, британцы трусливо убегали, бросив на произвол судьбы экипаж «Кукарачи». Вот вам и месть Уильяма Блая полковнику Строганову и дебоширу Кузьме.

Капитан Блай действительно, трезво оценив обстановку и возможности своего экипажа, принял верное для себя решение: пока русские отвлекают на себя основные силы превосходящего по численности противника, сковывают маневр азиатов, надо спешно поднять якорь, поставить паруса и бежать куда подальше. Спасти свой корабль, а заодно отомстить русским. Он приказал тихонько перерезать все канаты и веревки, скрепляющие суда, загнал матросов на ванты, а сам вместе с лейтенантом вытянул канат с якорем.

Британская шхуна медленно отошла от борта корвета и направилась в открытое море, оставляя русских биться в одиночку с тайцами-китайцами. Дружба дружбой, а табачок — врозь! Уильям Блай не имел права погибнуть в бою с узкоглазыми пиратами, ведь он не выполнил своей главной задачи — не поймал бунтовщика лейтенанта Флэтчера и не передал его в руки правосудия. Отныне это была главная цель его жизни! Не для того он выжил во время многодневного плаванья без воды и пищи, чтобы так глупо и бессмысленно пасть в бою с шайкой морских разбойников. Он и накануне-то дал маху, пришел на помощь неизвестному судну, надеясь, что это ведет бой «Баунти», которую он разыскивает. Ведь силуэт «Кукарачи» не сильно отличался от силуэта его мятежной шхуны. А чем все кончилось?! Сам оказался в окружении и едва не погиб. «Теперь пусть сами выпутываются, — подумал Блай, закладывая штурвал лево на борт. — У них своя свадьба, а у нас — своя! Команде прикажу держать язык за зубами. Не было никаких русских, не было графа Строганова. От него одни неприятности. Прощайте, граф».

Как ни странно, это подлое предательство не погубило россиян, а наоборот — спасло их от полного разгрома. Морские разбойники, завидев, что часть добычи пытается ускользнуть из их рук, моментально разделились. Шесть лодок устремились в погоню за пустившейся наутек английской шхуной, огибая стороной «Кукарачу». Теперь корвету противостояла лишь дюжина суденышек, но и с ними было нелегко справиться.

— Бабы! Быстро к парусам! Юнга, живее поднимаем якорь! — скомандовал ротмистр и первым бросился к якорному канату.

Сергей был полностью согласен с решением капитана. В статичном положении ватага юрких суденышек легко возьмет их на абордаж. Пусть лучше разбойнички гонятся за их парусником, изнемогая от работы на веслах, потому что, как успел заметить Сергей, паруса на этих лодочках были жидковаты. Но вытягивать якорь он не пошел, был бы рад помочь старику, но ни на минуту не мог отлучиться от пушек. Теперь после ухода женщин на постановку парусов Серж был вынужден не только заряжать орудия, но и бегать в пороховой погреб. В бою Худойконь черновой работой себя не утруждал, берег руки, чтобы не дрожали.

«Ладно, потружусь, чтобы спасти жизнь себе и другим. Лишь бы этот бугай стрелял метко!» — размышлял Сергей и продолжал носиться по палубе как угорелый, мотаясь от орудий в трюм и обратно.

Наконец якорь подняли, корвет сдвинулся с места и медленно поплыл вслед за шхуной Блая и преследующими ее корабликами пиратской москитной флотилии. В этот момент пиратской стрелой сразило одну из аборигенок, которая замертво рухнула за борт.

— Такэ!- взвыли сверху бабы, оплакивая гибель подруги.

Да, это была Такэ. Девушка пережила своего нареченного лишь на несколько дней. Но что поделать, война есть война, без жертв сражений не бывает.

Юнга вернулся к пирамиде с мушкетами и возобновил стрельбу по азиатам. Боевой порядок сампанов рассыпался, теперь они пытались окружить корвет со всех сторон. Действительно, вовремя Ипполит Степанов принял решение сняться с якоря, иначе уже сейчас на палубу «Кукарачи» вскарабкался бы не один десяток свирепых восточных пиратов.