Изменить стиль страницы

Все окружающее погрузилось в темноту, а на экране появилось крупное изображение кофейных чашек. Затем новая картинка – мультипликационная реклама бензина. Теперь на мониторе было то изображение, которое шло в эфир.

– Тридцать секунд. Пожалуйста, тише!

Все смолкло. Я взглянул на монитор: шла реклама мыльных хлопьев. Стояла мертвая тишина. Из кофейных чашек поднимался легкий пар. Все замерли. Кемп-Лор, глядя прямо в круглый черный глаз камеры, приготовил свою известную улыбку. Она держалась на лице минут десять.

На мониторе лошади проскакали галопом и исчезли. Гордон быстро опустил руку, зажегся глазок, и Кемп-Лор начал приятным интимным голосом, адресуясь прямо в миллионы гостиных:

– Добрый вечер... Сегодня я собираюсь представить вам двух людей, крепко связанных конным спортом, но взирающих на него как бы с разных полюсов. Первый из присутствующих здесь – мистер Джон Баллертон... – Он дал ему отличную аттестацию, безбожно преувеличив его значение. Существует еще около пятидесяти других членов Национального комитета по конному спорту. В том числе и отец Кемп-Лора. И все они – не менее деятельные и увлеченные, чем толстяк, гревшийся сейчас в лучах славы.

Искусно направляемый Кемп-Лором, он поведал о своих обязанностях одного из трех распорядителей на скачках: он должен выслушивать обе стороны, если возникают возражения против победителя, по справедливости награждать достойного и взыскивать с жокеев и тренеров за малейшее нарушение правил, штрафуя их на пятерку или на десятку.

Я смотрел его выступление по монитору. Кемп-Лор добился того, что ни один зритель не мог заподозрить в нем того надутого, нетерпимого типа, которого мы знали по скачкам.

Кемп-Лор улыбнулся в камеру.

– А теперь, – объявил он с видом человека, приготовившего угощение, – я познакомлю вас с Робом Финном. Он жокей молодой и только пытается сделать карьеру в стипльчезе. Мало кто из вас слышал о нем. Он не побеждал в больших состязаниях, не скакал на знаменитых лошадях. Именно поэтому я и пригласил его на встречу с вами. Он поможет вам понять, чего это стоит – пытаться пробиться в спорт, связанный с весьма серьезной конкуренцией. Но для начала кусок фильма, в котором Финн заснят в действии. Он в белой кепке, четвертый сзади.

Узнать меня было легко. Это была одна из первых скачек, в которой я участвовал, и моя неопытность выглядела весьма очевидно. За те две секунды, что длился фильм, белая кепка оказалась предпоследней. Нельзя удачнее продемонстрировать неумелого жокея. Пленка кончилась, и Кемп-Лор спросил, улыбаясь;

– С чего вы начали, когда решили стать жокеем?

– Я знал трех фермеров, которые сами тренировали своих лошадей. И попросил их разрешить мне попробовать себя.

– И они согласились?

– В конце концов – да.

Я мог бы добавить: "После того, как я обещал отдать гонорар за скачки и не требовать возмещения расходов". Но метод, которым я воспользовался, чтобы уговорить фермеров, шел против правил.

– Обычно жокей стипльчеза, – сказал Кемп-Лор, оборачиваясь к красному глазку, – начинает или как жокей-любитель, или как ученик на скачках без препятствий. Но, насколько мне известно, у вас, Роб, было иначе?

– Я начал слишком поздно, чтобы стать учеником. И не мог быть любителем, поскольку зарабатывал ездой на лошадях.

– В качестве конюха?

– За редким исключением, жокеи моего уровня начинали именно так. Но мой случай не очень типичен. "Что ж, – подумал я с удовольствием, – не захотел слушать меня тогда, и если ты теперь получаешь в ответ не то, что ожидал, – не моя вина."

– Видите ли, я несколько лет бродил по свету. Служил на скотоводческих фермах в Австралии, в Южной Америке. Около года в Южном Уэльсе был в странствующей группе родео. Знаете: "Десять секунд на спине дикой лошади", – улыбнулся я.

– О... – Брови интервьюера поднялись:

– Как интересно! (И похоже, так оно и было.) Если бы у нас имелось больше времени, мы бы послушали ваши рассказы. Но я хотел, чтобы наши зрители получили представление об экономическом положении жокея вашего уровня... Ваш гонорар составляет десять гиней, верно?

И он стал расспрашивать меня о моих финансовых делах: сколько я трачу на дорогу, на плату гардеробщикам, замену костюмов для верховой езды и т.д.

Выяснилось, что мой доход был куда меньше, чем если бы я стал, например, водителем грузовика. А мои перспективы на будущее ничуть не лучше. Я почти ощутил, как у каждого зрителя промелькнуло в мозгу: он же просто дурень!

Кемп-Лор почтительно обратился к Баллертону:

– Джон, можете ли вы как-нибудь прокомментировать то, что мы услышали от Роба?

На авторитетной физиономии Баллертона появилась злобная усмешка.

– Все эти молодые жокеи слишком много жалуются, – хрипло заявил он, игнорируя тот факт, что я не жаловался ни на что. – Уж коли они не искусны в своем деле, нечего ждать, что им будут платить много. Владельцы скаковых лошадей не хотят рисковать своими деньгами и шансами на победу. Я говорю так, поскольку я и сам владелец лошадей.

– Гм.., конечно.., – сказал Кемп-Лор. – Но ведь каждый жокей с чего-то начинает? И всегда есть множество жокеев, которым не удается добраться до верха. Но и им надо жить и содержать семью.

– Им бы лучше пойти на производство, – блеснул Баллертон тяжеловесным юмором. И добавил, хохотнув недобро. – Но мало кто из них решается на это. Им слишком нравится красоваться в ярких шелках – это тешит их мелкое тщеславие.

Удар неджентльменский – ниже пояса. Но я улыбнулся Баллертону такой доброй, веселой и извиняющей улыбкой, какой только смог. Ведь меня эти яркие рубашки только смущают, не доставляя никакого удовольствия.

Голова Кемп-Лора повернулась ко мне.

– А что вы на это скажете, Роб? Я вскричал страстно:

– Дайте мне лошадь и скажите, где скакать, – и наплевать, что на мне одето: камзол или.., пижама. Мне безразлично, есть зрители или нет. Я могу ничего не зарабатывать, могу сломать себе шею, могу голодать, чтобы сбросить вес, – все это для меня ничто. Важно одно – скакать.., скакать.., и победить, если удастся!

Наступило молчание. Оба уставились на меня. У Джона Баллертона был такой вид, будто раздавленная им оса ожила да еще и ужалила его. А Кемп-Лор? Прошло несколько молчаливых секунд, прежде чем он снова повернулся к камере и знакомая улыбка скользнула на свое место. Но я бессознательно почувствовал, что в ней появилось что-то новое, обеспокоившее меня. , Затем Кемп-Лор начал свой обычный обзор скачек предстоящей недели и вскоре завершил передачу привычными словами: