Она искренне обрадовалась, узнав о моей службе у Джеймса Эксминстера. Хотя скачки совершенно не интересовали ее, она прекрасно понимала, что означает такой успех.

– Это вроде того дня", когда дирижер вытащил меня из хора!

Мой первый восторг улегся, превратившись в уютное тепло удовлетворения. Не помню, чтобы я когда-нибудь чувствовал такое внутреннее согласие с жизнью.

Я рассказал ей о телевизионной передаче.

– Завтра? – спросила она, – Хорошо. Кажется, я свободна и смогу посмотреть. Ты ничего не делаешь наполовину, верно?

– Это еще только начало!

И почти поверил в это сам, До студии Джоан мы шли пешком. Был ясный свежий вечер. На темном небе холодновато светились звезды. Мы остановились у двери Джоан. Я посмотрел на нее, Это было ошибкой.

Темные волосы, растрепавшиеся во время прогулки, четкая линия шеи, ее грудь совсем близко от моей руки – все это безжалостно повергло меня в то смятение, с которым я боролся весь вечер.

– Спасибо, что пришла, – отрывисто сказал я. – Спокойной ночи, Джоан. Она удивилась:

– Разве ты не зайдешь выпить кофе.., или чего-нибудь еще?

– Чего-нибудь еще! Да! – Но я едва выговорил:

– Больше ни глотка, ни кусочка не могу проглотить. И кроме того, там... Брайан...

– Брайан в Манчестере, на гастролях, – ответила она. Но это была лишь информация, а не приглашение.

– А-а. Ну, все равно. Мне, пожалуй, лучше лечь спать.

– Ну что ж. – Ее это не трогало. – Прекрасный был обед, Роб. Благодарю! – Она дружески положила мне руку на плечо и улыбнулась на прощанье.

Когда дверь захлопнулась, я отчаянно выругался вслух. Легче не стало. Я посмотрел на небо. Звезды продолжали мчаться по своим орбитам, равнодушные и холодные.