Даже когда возвращался из Албании в Москву, где, Жуков точно знал, его ничего хорошего не ждало, 26 октября 57-го, прямо с борта самолета, отправил Галине телеграмму, стараясь их с дочкой успокоить: «Хотелось бы отдохнуть от этой утомительной поездки, но, как видно, предстоит большая работа… Переживаю радостное чувство встречи с тобой и доченькой. Очень соскучился без обеих вас… Наверное, Машенька подросла и стала еще милее. Я хотел бы, чтобы она была больше похожа на меня, но непременно с твоими глазами, которые я очень-очень люблю…». Таких писем Александре Диевне Георгий Константинович не писал…

18 января 1965 года Жуков расторг брак с Александрой Диевной, а 22 января вступил в новый брак, с Галиной Александровной. Как происходило расставание с прежней семьей, описал Прядухин: «Квартиру на Грановского они разменяли. Вернул себе Жуков и госдачу в Сосновке, которую еще во время войны в пожизненное пользование ему предоставил Сталин, а в последние годы там жила его первая семья. Александра Диевна же с дочерьми и внуками переехала на дачу Галины, в Лесной городок. Однако через несколько лет эту дачу Жуков у них отберет и продаст за цену гораздо меньшую, чем покупал. Не знаю, зачем он это сделал. Может, обозлился на что…». О любви же маршала и его последней жены Иван Александрович сказал, что ей «можно было только позавидовать… Вот уезжает Галина на работу, обязательно обнимет мужа, поцелует… Жуков же вообще был несловоохотлив. Может, слова какие-то ласковые и говорил, но я не слышал. А внимателен к жене был постоянно. Иногда даже ради нее шел на жертвы. Галина Александровна, например, очень любила ходить по театрам, а Георгий Константинович в тот период нет (да и раньше как будто не был завзятым театралом. — Б.С.). Возраст уже, здоровья никакого… Но временами тем не менее поворчит-поворчит на жену, да и соберется на спектакль».

Дочь Мария вспоминает: «Родители радушно встречали гостей и сами ходили в гости, были желанными в домах своих друзей. Они были чудесной парой, их взаимная любовь вызывала то удивительное явление, когда люди как бы начинают светиться внутренним светом, и свет этот притягивал людей…

Начиная примерно с 1960 года мы всей семьей регулярно ездили летом в Гагры, на берег Черного моря. Отцу предоставляли второй этаж огромного белого особняка на горе (маршальские привилегии Георгию Константиновичу сохранили. — Б. С.)… Многие, думали, что Жуков (а его везде и всюду узнавали) отдыхает с дочерью и внучкой, а бабушку (мамину маму) принимали за жену. Некоторые, набравшись смелости, заговаривали с отцом на улице (кто о войне, кто о погоде), а некоторые замечали: «Какая у вас хорошенькая внучка!» Тогда отец сердился и с гордостью поправлял: «Это моя дочь!»

На склоне дней Бог послал Георгию Константиновичу простое человеческое счастье, в котором равны и солдаты, и маршалы.

Но вот Маргарита Жукова и ее сын Георгий утверждают, что с годами характер Галины Александровны стал портиться. «До 57-го года — года рождения Маши, — вспоминает Маргарита, — Галина Александровна мне была очень симпатична. Она играла роль эдакой волшебницы. Любила дарить моему маленькому сыну какие-то мелочи. Однажды привезла мне из Болгарии черный искусственный каракуль на шубу, из Румынии — модельные туфли. Она постоянно интересовалась моим бытом. Словом, была мне близким человеком, глубоко заинтересованным в новом семейном благополучии…

После 65-го года, когда Галина добилась развода отца и зарегистрировала с ним брак, она сильно переменилась. Она поменяла все номера телефонов, чтобы прекратить связи отца с прошлой жизнью, изолировала его от детей, внуков, близких знакомых, чтобы отец принадлежал только ей и дочери. В ней проснулась меркантильность: стали интересовать дорогие вещи, драгоценности. Она позволяла себе такие поступки! Например, приезжала на выставки, ВДНХ и заявляла:

— Я покупаю этот гарнитур.

— Это выставочный экземпляр, это невозможно, — отвечали ей.

— Вам что, маршалу Жукову жалко? — возмущалась она. Она покупала своей малолетней дочери разные драгоценности, явно не соответствующие возрасту, и таким образом вкладывала деньги мужа в дорогостоящие вещи с расчетом на будущее».

Внук маршала Георгий свидетельствует: «Когда Галина Александровна впервые увидела мою маму, то была удивлена скромностью ее одежды. „Вы так скромно одеты!“ — говорила она неоднократно и потом начинала расспрашивать, сколько у моей мамы платьев, пальто, шуб и т. д. А узнав, удивлялась: „Да вы что? Вы совсем распустили папу! А ведь он располагает достаточными средствами, чтобы приобрести для вас и вашего сына все необходимое“. А однажды она подвела маму к набитому деньгами шкафу и сказала: „Маргарита, все, что отец не сделает для вас и вашего сына, пойдет на этих разжиревших хищниц“. Она с негодованием повторяла, что жизнь с нелюбимой женщиной — это трагедия Георгия Константиновича».

Наверное, какая-то доля правды в словах Маргариты и Георгия есть. Вот и адъютант маршала Прядухин приводит колоритный рассказ, как Жуков подбирал меха на шубу Галине Александровне: «Он так Галине сказал: что тебе нужно, то и покупай. Сколько через мои руки прошло всего! И шкурок каракуля — черного и коричневого, и шкурок норки, и белки. Жуков ведь сам был скорняком, и брат его двоюродный Михаил Михайлович Пилихин тоже. Так вот мы вдвоем с Пилихиным ездили на меховую фабрику. Подбирать шкурки на шубу. А там их ворох. Однако за приезд мы находили только две-три хорошие шкурки, редко — пять. А их на шубу надо семьдесят пять. Мы в течение месяца и ездили». Но какой, в конце концов, криминал, что муж жене дарит дорогую шубу, если средства позволяют? И вполне понятно желание Галины Александровны вложить деньги в ювелирные изделия, меха и другие ценные вещи. Так поступали в СССР почти все, кто деньги имел, чтобы уберечь их от скрытой инфляции.

Понятны и непарламентские выражения в адрес Александры Диевны. Ведь именно из-за ее доноса Галине Александровне пришлось пережить унизительное разбирательство на партбюро. Правда, заодно досталось и ни в чем не повинным Эре и Эдле. Надо также иметь в виду, что между Маргаритой и остальными жуковскими дочерями отношения довольно напряженные, если не сказать — враждебные, поэтому каждая из сторон норовит вложить в уста Георгия Константиновича нелестный отзыв о другой.