Для 43 армии также присуща торопливость, поспешность, ввод частей в бой пачками, по частям, без должной организации взаимодействия всех родов войск, благодаря чему армия и не имела крупных успехов.
Западная группировка 33 армии честно и доблестно дралась до конца своего существования. При недостатке в боеприпасах и продовольствии она 2,5 месяца дралась в полном отрыве от своих войск, нанося большой урон в живой силе противнику и сковывая его большие силы своими действиями.
Когда противник расколол западную группировку 33 армии на части и вышел на восточный берег р. УГРЫ, с одной стороны, безрезультатность боев 43 и 49 армий по прорыву обороны, — с другой, то была ясна судьба западной группировки… Благодаря крупным недочетам, в первую очередь, оперативного характера… в действиях 43 и 49 армий противник избежал разгрома по частям. Получился успех вместо оперативного масштаба — чисто тактический — вытеснение Мятлевской группировки противника, взятие ЮХНОВА и выход на рубеж рек ВОРЯ и УГРА».
Из 12-тысячной группировки Ефремова к своим прорвалось только 889 человек. Такова была цена жуковских ошибок. Только за апрель 1942 года потери войск Западного фронта составили 45 000 убитыми и пропавшими без вести и 74 000 ранеными. Неприятельские потери за тот же период штаб Жукова определил так, чтобы они не уступали собственным потерям: 30 600 убитых, а вместе с ранеными — не менее чем 120 000. Истинные потери вермахта даже на всем Восточном фронте были вдвое скромнее: 60 005, в том числе 15 253 погибшими и пропавшими без вести.
В докладе Генштаба никаких недостатков в действиях Ефремова и его группы, в отличие от командования 43 и 49 армий, не отмечено. Также и в подготовленном полковником Кинасяном «Описании 33 армии по овладению гор. Вязьма» подчеркивалось, что «ударная группа 33 армии доставленную главкомом задачу в директиве № К/217 выполнила — вышла на рубеж Жары, Мосеенки, где должна была соединиться с частями 43 и 49 армий, но в результате прекращения ими наступательных действий и невыполнения поставленной главкомом задачи части 33 армии оказались в весьма тяжелом положении; израсходовав последние огнеприпасы, без питания окончательно ослабев, все же продолжали вести упорные бои, но, не получив поддержки с востока, конечной цели (соединения со своими частями) не достигли». Здесь же отмечалось, что при постановке командующим фронтом задачи 43 и 49 армиям на соединение с окруженной западной группировкой 33 армии «не были учтены прошлые действия 43 и 49 армий, которые в течение 2 месяцев вели безуспешные бои в этих же направлениях и с той же задачей».
Отмеченные в докладе Генштаба по итогам Вяземской операции недостатки были характерны для многих операций, которыми руководил Жуков. В отличие от него, Ефремов воевал грамотно, не числом, а умением, вовсе не на крови строил свою карьеру, однако с этими своими качествами, ценимыми в армиях всего мира, явно был белой вороной на фоне большинства генералов Западного фронта.
Столь же неуспешно для советских войск развивались боевые действия на ржевском направлении. Здесь в начале февраля попала в окружение 29-я армия Калининского фронта. 28 февраля, как отмечает Жуков в не подвергшейся цензуре версии своих мемуаров, ее остатки в количестве 6000 человек (из них 800 раненых) прорвались к своим. По немецким данным, в плен попало 4 888 бойцов и командиров этой армии, и еще 26 647 были найдены погибшими на поле боя. Таким образом, вторая половина тех клещей, что должны были сжать основные силы группы армий «Центр», отвалилась уже в феврале. Потому-то Жуков так держался за группу Ефремова и не разрешал ей, несмотря на тяжелое положение, отойти с подступов к Вязьме. Командующий Западным направлением надеялся, что с взятием этого важнейшего железнодорожного узла удастся заставить группу, армий «Центр» оставить нацеленный на Москву плацдарм.
Рокоссовский в 1962 году в беседе с преподавателями и слушателями академии имени Фрунзе критически оценил ход советского контрнаступления под Москвой: «20 декабря после освобождения Волоколамска стало ясно, что противник оправился, организовал оборону и что наличными силами продолжать наступление нельзя. Надо было серьезно готовиться к летней кампании. Но, к великому сожалению, Ставкой было приказано продолжать наступление и изматывать противника. Это была грубейшая ошибка. Мы изматывали себя. Неоднократные доклады о потерях Жуков не принимал во внимание. При наличных силах добиться решительных результатов было нельзя. Мы просто выталкивали противника (не только выталкивали, но и сами попадали в окружение! — Б: С.). Не хватало орудий, танков, особенно боеприпасов. Пехота наступала по снегу под сильным огнем при слабой артиллерийской поддержке. Наступало пять фронтов, и, естественно, сил не хватало. Противник перешел к стратегической обороне, и нам надо было сделать то же самое. А мы наступали. В этом была грубейшая ошибка Сталина. Жуков и Конев не смогли его переубедить». Впрочем, нет никаких надежных свидетельств, что Георгий Константинович и Иван Степанович пытались это сделать.
Еще в декабре 41-го главный удар в кампании 1942 года Гитлер собирался нанести на юге, чтобы овладеть оставшейся под советским контролем частью Донбасса и кавказской нефтью и тем самым резко ослабить силу сопротивления восточного противника. Свои планы были и у советской стороны. Жуков утверждает: «Весной 1942 года я часто бывал в Ставке, принимал участие в обсуждении у Верховного Главнокомандующего ряда принципиальных стратегических вопросов и хорошо знал, как он оценивал сложившуюся обстановку и перспективы войны на 1942 год… Верховный предполагал, что немцы летом 1942 года будут в состоянии вести крупные наступательные операции одновременно на двух стратегических направлениях, вероятнее всего — на московском и на юге страны… Сталин больше всего опасался за московское, где у них находилось более 70 дивизий.
Сталин предполагал, что гитлеровцы, не взяв Москву, не бросят свою главную группировку на захват Кавказа и юга страны. Он говорил, что такой ход приведет немецкие силы к чрезмерной растяжке фронта, на что главное немецкое командование не пойдет.