Честно говоря, идя на встречу с Боровым, я надеялся, что со мной он будет вести себя более корректно, чем с ярославским «важняком». Увы, благие ожидания не оправдались.

Хотя и начиналось все очень культурно. Константин Натанович встретил меня, как радушный хозяин, даже предложил чашку чая. Об истинной цели моего визита он ещё не знал: договаривались мы об обычном интервью. Пришлось отвечать вежливостью на вежливость. Поговорили о Чечне, о КГБ, о думских выборах. Пока постепенно не подошли к искомому.

На предложение вернуться к покушению Боровой ответил весьма охотно и под диктофонную запись воспроизвел примерно тот же текст, которым оперировал и раньше. Но затем несколько расширил тему.

Он сказал, что следствие вообще не хочет чего-либо делать и вместо того, чтобы искать настоящих террористов, пытается свалить всю вину на него.

— Прихожу я на допрос, — скорбно жаловался Боровой, — следователь спрашивает: «Могли вы сами организовать это покушение?» Отвечаю: «Считайте, как хотите». После смотрю — в протоколе написано: «Да, мог бы». Конечно, ничего подписывать я не стал…

Еще Боровой сказал, что знает организаторов теракта. Это одна конкретная преступная группировка. Следователь их тоже знает. Даже встречался с представителями бандитов. А потому тему эту отчего-то замял…

Наверное, надо было быть умнее и продолжать эту интеллигентную беседу, но что сделано, то сделано. После драки кулаками не машут.

Первый же лобовой вопрос привел гостеприимного доселе Константина Натановича в нервное возбуждение.

— Скажите, — спросил я, — а как вы можете объяснить, что ваши показания полностью противоречат результатам экспертизы?

Боровой замялся:

— А откуда вы знаете о результатах экспертизы?

— Да уж знаю…

На лице политика застыло задумчивое выражение. В таком ступоре он просидел где-то полминуты, потом встряхнул головой и резко произнес:

— Так. Мне это все надоело… Хватит!

С этими словами депутат выключил стоящий перед ним редакционный диктофон и вытащил оттуда кассету.

— Как фамилия вашего редактора? — тоном следователя спросил он.

— Гусев Пэ Эн.

Сверившись с портативным «ноутбуком», Константин Натанович взял в руки сотовый телефон.

— Алле. Здрасте, это Боровой… Нет, все хорошо, спасибо. Тут вот какой вопрос. У вас работает некто Хинштейн? Да? Просто он сейчас находится у меня и задает очень странные вопросы. По тому покушению, коржаковскому (?!). Мне кажется, здесь что-то нечисто. Я вас прошу: давайте ничего не будем об этом писать. Ну, пожалуйста… Очень прошу. Нет, нет… Хорошо, я не буду обижать бедного еврейского мальчика. (После этой фразы Константин Натанович выжидающе посмотрел на меня.) Поймите, это чистой воды провокация… Ну, пожалуйста…

Положив трубку, он торжествующе произнес:

— Все. Никакой публикации не будет. С вашим главным редактором я договорился.

— Это мы ещё поглядим. — Я был просто вне себя от ярости.

— Поглядим. — Боровой посмотрел мне в глаза особым проницательным взором. Именно такими взорами чекисты в советских фильмах окидывают шпионов, не желающих признаваться в содеянном.

— Вы ввязываетесь в очень неприятную историю, — продолжал гостеприимный хозяин. — Прошу вас — забудьте все, о чем мы с вами говорили. Пожалуйста…

(Что произошло дальше, вы уже знаете.)

…Если бы кто-то мог наблюдать нашу беседу со стороны, вряд ли бы он понял, что здесь происходит. Надо отдать должное Константину Натановичу: за все время он ни разу не повысил голоса, не сверкнул глазами, не взмахнул кулаком. Сразу видно — интеллигентный человек.

Единственный некорректный поступок, который он себе позволил, заключался в порче редакционной кассеты. Правда, и тут почтенный бизнесмен сумел сохранить хорошую мину при плохой игре, любезно предложив на прощание возместить ущерб. Разумеется, я отказался.

Ничего другого выдающийся политик и не ожидал. Какие ещё могут быть счеты между культурными людьми…

…Однажды кто-то из большевистских вождей — может, Ленин, может, Сталин — сказал: «Троцкий — конечно, сволочь. Но это наша сволочь. Именно поэтому его надо уничтожить как можно быстрее».

Раньше я не очень понимал смысл этих слов. Пока не пообщался вплотную с депутатом Боровым.

Согласитесь, одна японская аудиокассета — не столь уж большая цена за такую науку.

Жаль только, что кассеты не страхуют. Пусть даже не на 43 тысячи долларов США…

Внимание террористов не обошло стороной практически никого из крупных политиков. Одни (Кеннеди, Рабин, Ганди) отправились в мир иной. Другие (Ленин, Рейган, Брежнев) к великой радости народов выжили. Третьи…

Третьи же отойти к праотцам не могли по определению, поскольку сами эти покушения и организовывали. Делалось это по разным причинам. Кто-то, например, желал получить повод для репрессий. Кому-то требовалось дозаправиться известностью…

Задачка на сообразительность: к какой из трех вышеназванных групп можно отнести Константина Борового?

Нам кажется, мы лично знаем…

Ответы можете присылать по адресу: Москва, Охотный Ряд, д. 1, Государственная дума, депутату Боровому К.Н.

Нет в России организации более таинственной и загадочной, чем та, которая ещё недавно носила аббревиатуру из трех, знакомых всему миру, букв — КГБ.

Неважно, что ведомства с таким названием более не существует: по инерции почтительный ужас переносится и на правопреемников единой Лубянки, коих насчитывается сегодня уже целых шесть единиц.

Мне кажется, КГБ (как и ФСБ) в российском восприятии сродни масонскому или какому-то иному тайному ордену. Никто толком не понимает, чем этот орден занимается, но все точно знают, что он всемогущ и всевластен. Этакий симптом отрицательного обаяния, флера секретности, ведь ничто не привлекает так, как запретные плоды.

Лубянка в журналистском изображении переживала несколько этапов. От поголовного восхищения в 30-е до лакированности седовласых майоров прониных в 60-е. Одно время об органах писать вообще что-либо было запрещено. Потом, при Андропове, начала работать целая индустрия чекистской пропаганды, главным принципом которой было отсутствие всякой правдоподобности и конкретики.

А потом, как водится на Руси, фигуры идолов побросали в Днепр, вздернули на тросу железного Феликса, и бичевание КГБ стало признаком хорошего вкуса… Как будто топор в руках палача сам виноват в том, что вручили его не плотнику или мяснику…

Писать о работе спецслужб нелегко, потому что невозможно это делать, не понимая чекистской ментальности. Потому что, в отличие, скажем, от милиции, где все понятно и просто, в коридорах Лубянки царят интриги, повальное недоверие и прочие атрибуты мадридского двора…

У журналиста, взявшегося за эту тему, не должно быть ни предвзятого пессимизма, ни восторженного романтизма. Он должен понимать, что вступает на минное поле, где, как известно, время от времени случаются взрывы. И ещё заранее приготовиться к тому, что очень скоро на него начнут косо смотреть коллеги и разглядывать погоны под его пиджаком. Ведь нет в России организации более загадочной и таинственной, чем та, что ещё недавно носила название из трех, известных всему миру, букв…