– Я тебя очень люблю, Иоанна! – повторила наутро Марта, позвонив мне чуть свет. – Как ты себя чувствуешь?

Я заверила девушку, что чувствую себя прекрасно, хотя и несколько недомытой, все же нога мешает, лишний раз в ванную стараюсь не ходить. Когда сижу неподвижно, у меня ничего не болит, могу работать без помех. И добавила:

– Хотелось бы знать, с чего это ты так меня полюбила со вчерашнего дня?

– Потому что ты попала в яблочко. Первая жена Бартека висела на нем, как плющ. Да что я говорю, плющ – растение благородное, она же впилась в него, как… как клещ. Он и дохнуть не смел без ее ведома.

– Почему же раньше не рассказывала?

– Да я и сама лишь недавно узнала. Слышала, что она зануда и педантка, а вот теперь выяснилось – Бартек света из-за нее не взвидел! Потому как для нее весь мир сводился к одному муженьку. Он ее собственность, значит, и она принадлежит ему со всеми своими потрохами. И не уставала ему об этом напоминать. Звонила мужу беспрестанно, по любому поводу, чтобы дорогой знал, где она и что делает. Скажем, отловит Бартека на совещании и известит, что выходит выносить мусор. Ей-богу, не вру! Звонок драгоценной супруги мог застать несчастного в разгар работы, в машине на левом повороте, в туалете, да где угодно, а главное, по самому пустяшному поводу, чтобы был в курсе, что она делает в данный момент или что собирается делать. А ее цыпленочек в настоящее время чем занят? С ума сойти! Я тут недавно встретила в Кракове одного приятеля, который на ней женился, тоже не успела тебе рассказать, так он уверяет, что ему как раз такая жена и нужна была. Он теперь счастлив и спокоен. Такие мужчины убеждены, что знают о каждом шаге жены… О, у меня даже стихи получились. Каких только людей не встретишь… Так вот, повторяю, ты попала в яблочко, и огромное тебе спасибо, вовремя ему об этом напомнила. Я тебе уже говорила, как тебя люблю?

– Уж и не знаю, заслуженно ли, – усомнилась я. – Ведь у меня вышло случайно.

– А это не имеет значения, главное – результат!

А потом мне позвонил настоящий младший инспектор из столичного управления полиции (у него была трудная для иностранцев фамилия Крупитчак) и вежливо пригласил на беседу во дворец Мостовских. Желательнее всего завтра утром.

– Ах, пан майор, ничего не получится, – печально и без тени язвительности отказалась я. – Придется кому-нибудь от вас самому наведаться ко мне, я, видите ли, нетранспортабельна – вывихнула ногу. Вернее, транспортировать меня при желании можно, да уж слишком хлопотно. Спускать и поднимать по лестницам, везти в инвалидной коляске… Да нет, я не шучу, могу даже вызвать хирурга, даст официальную справку, если пожелаете… Ага, вам нужна не справка, а я в натуре… Да, ходить совсем нельзя, три дня придется просидеть сиднем. Точнее, уже только два с половиной дня. Так что как знаете…

Майор Крупитчак недолго раздумывал:

– Если пани не возражает, я бы с удовольствием явился лично. Так сказать, с полуофициальным визитом. Скажем, сегодня в пять часов. Но предупреждаю: показания будут официальные и мне придется записывать их на пленку.

– Да хоть на мраморной плите высекайте, мне без разницы. Приходите, буду рада.

Положив трубку, стала обдумывать техническую сторону приема майора. Для меня сейчас нежелательно даже лишний раз пройти в прихожую, к домофону и входной двери. Что бы придумать? Ясное дело – Марта.

– Мартуся, – сказала я, позвонив ей, – бросай все и в полпятого приезжай ко мне.

– А что?

– Предстоит ответственная беседа с ментами. Приедет настоящий младший инспектор, и, надеюсь, наконец будут расставлены все точки над "і". А после этого мы сможем полностью заняться творческой работой. Считаю, ты должна подслушивать, два уха хорошо, а четыре – лучше. Теперь нам с тобой закончить сценарий – раз плюнуть.

– Вот если бы так же наплевательски мне и смету подписали, – размечталась Марта. – А у тебя найдется лишний фартук?

– Зачем он тебе?

– Буду изображать твою домработницу. Недоразвитую. Сойдет?

– Прекрасно, – искренне похвалила я и занялась сценарием, которому явно пошла на пользу моя теперешняя неподвижность, ведь за компьютером я сидела не вставая и ни на что не отвлекаясь.

За работой время пролетело незаметно. Приехала Марта и превзошла самые смелые мои ожидания.

Явилась она за четверть часа до назначенного времени и успела преобразиться до неузнаваемости. Сначала выбрала подходящий фартук, точнее, самый неподходящий, огромный, в него завернулись бы три Марты. Почему-то именно такие вроде бы необходимые в хозяйстве вещи мне дарили с незапамятных времен, и у меня накопилась огромная груда никогда мною не употребляемых предметов. Уж как Марте удалось разыскать одиозный фартук в куче остального барахла – остается только гадать. Правда, при этом вывалилось на пол все содержимое шкафа, но Марта ухитрилась в два счета затолкать обратно полотенца, передники, салфетки, декоративные рукавицы и прочее тряпье. Затем она смыла с лица макияж и сделала новый, почему-то под покойницу. Сине-желто-зеленая гамма в сочетании с худенькой фигуркой и прилизанными с помощью яичного белка волосами (лака у меня не оказалось) сделала из нее вылитую жену алкоголика, замученную жизнью и десятком сопливых малолеток. Особенно впечатляли синяки под глазами. Клянусь, я бы ни за что не наняла такую домработницу из опасения, что она помрет при первой же попытке навести порядок в кухне.

Только успела я щелкнуть фотоаппаратом, чтобы запечатлеть эту потрясающую труженицу, как явился ожидаемый настоящий полицейский. На Марту он не обратил никакого внимания, что еще раз подтвердило гениальность созданного ею образа.

Пан майор не потребовал от меня медицинской справки, оправдывающей мой отказ явиться в полицию, а ведь любой мог для камуфляжа забинтовать себе здоровую ногу. Возможно, во дворце Мостовских, резиденции столичного управления полиции уже не один десяток лет, меня еще помнили, а следовательно, знали о моей любви к народной милиции и доверяли. Правдивость моих показаний там могли уже сто раз проверить, я всегда охотно делилась своими познаниями, но никогда не забывала и о собственных интересах.