Зрелище было страшное, и положение Виллема было почти безнадежным. Однако он был юношей не робкого десятка. Он не струсил, не потерял голову, да и руки его оставались свободными, и он схватил гада за горло. Все, что он мог сделать, — это сжимать шею питона со всей силой отчаяния; хорошо еще, что хвост змеи был привязан к дереву, и, таким образом, она оказалась схваченной с обоих концов. Будь голова или хвост у нее свободны, она могла бы сворачивать свои кольца, и спустя несколько секунд от Виллема осталась бы расплющенная лепешка, как от несчастного оленька. Но теперь, когда ее шею крепко стискивали руки охотника, а хвост был привязан, она не могла сжать тело юноши с достаточной силой. Она крутила головой, извивалась всем телом, передвигала кольца, но все напрасно: прикончить свою жертву ей не удавалось.

Исход страшной схватки зависел от выносливости противников. Ноги Виллема были прижаты к дереву жгутом змеи, руками он тоже не мог действовать — отпустить голову питона хоть на мгновение было бы подобно смерти. Но и питону освободиться было не легче. Кто же выйдет победителем?

Очевидно, питон; правда, высвободиться ему не удастся, но ведь и Виллему, как бы ни стискивал он горло питона, не задушить его, да к тому же и руки его скоро ослабеют. Он поплатился бы жизнью, если бы не решился на отчаянное средство.

За все это время он еще ни разу не пустил в ход свой нож. В разгаре рукопашной схватки он просто забыл о нем, а потом ему показалось, что с таким страшным противником от ножа мало будет пользы, но, к счастью для него, нож находился за поясом; хотя змеиные кольца в два — три обхвата обвивали его грудь. Виллем видел ножны и рукоятку; быстрым движением он выхватил нож.

В то же мгновение змее удалось выдернуть голову; но еще не успела она сжать кольца, как юноша предупредил ее и лезвием ножа, по счастью острым как бритва, перерезал ее тело чуть не надвое. Он наносил питону рану за раной и наконец с невыразимым облегчением увидел, как спиральные кольца, грозившие задушить его, разжались и грузно упали к его ногам.

Еще несколько секунд — и питон был мертв; поле битвы осталось за отважным охотником, но торжество победителя омрачалось сожалением об испорченной шкуре каменного питона.