Ничто не свидетельствует и о связи между шуубитскими куттаб и антиисламскими движениями, которые время от времени возникали в Иране. Несомненно, они лояльно относились к империи халифов, хотя и занимались пропагандой персидских идей, персидской государственности и личной этики, что представляло угрозу единству государства и общины. Возможно, что именно желание встретить персидское проникновение во всеоружии явилось одним из побудительных мотивов, заставивших халифа Мамуна весьма активно поддержать принимавшую все более широкие масштабы работу по переводу трудов греческих философов и ученых. Он основал дар ал-хикма, переводческий центр с библиотекой и обсерваторией. Развитие прозы, связанное главным образом с именем великого писателя и публициста ал-Джахиза, и кодификация иранской истории и легенд Ибн Кутайбой (ум. 889) – оба они сознательно служили арабской (встречной) шуубийе – позволили обуздать персидское влияние: достижения персидского ренессанса X и XI вв. фактически остались неизвестны в арабоязычных регионах и, следовательно, в целом не оказали воздействия на ислам. Однако они стали базисом второй крупной культурной системы в рамках умма Мухаммадийа.
Поддержка «эллинистов» была не столько реакцией на иранскую шуубийу, сколько итогом размышлений, связанных с религиозной ситуацией. Религия тоже была причиной восстаний, периодически сотрясавших империю. Даже при первых Аббасидах, которые правили твердой рукой, не проходило года, чтобы не вспыхнул какой-нибудь мятеж, крупный или мелкий. Но в первые сто лет эти конфликты не влияли на репутацию халифа за границей или на широкий культурный подъем; в общем, они даже политическую жизнь нарушали меньше, чем можно было ожидать. Активное культурное развитие, благоденствие главных провинций Ирака и иранских городов вначале позволяли не замечать внутреннюю раздробленность державы и утрату некоторых территорий. Даже «лояльных» суннитов все больше разделяла принадлежность к различным школам и направлениям. Без церковной организации нельзя было создать никакой объединяющей ортодоксальности, и это облегчало распространение неисламских взглядов и течений среди интеллектуально неподготовленного и крайне неоднородного по происхождению населения.
Возрождение персидских учений пророческого или мессианского характера, питаемое то ли зороастрийской ортодоксией, то ли маздакитским движением, которое никогда не удавалось полностью искоренить (хотя его часто подавляли за его коммунистические тенденции), то ли комбинацией исламских и традиционных иранских и ближневосточных взглядов, находило отклик в среде антиаббасидских мятежников, тяготевших к Трансоксании; их периодически разбивали, но они всегда были готовы сражаться вновь. Зороастрийская церковь, которая вплоть до X в. не понесла существенных потерь, выступала на стороне халифов в их усилиях добиться политического единства и религиозного мира. Занять такую позицию ее вынудило в основном восстание ал-Муканны, «носящего покрывало» (очевидно, от сияния его святой силы [барака] глядеть на его лицо было невозможно), который собрал своих приверженцев в тайном обществе с несколькими степенями посвящения, проповедовал веру в переселение душ и утверждал, что в нем воплощена та божественная субстанция, олицетворением которой уже были Адам, Авраам, Моисей, Иисус, Мухаммад, Али и Абу Муслим. Его поддерживали тюрки. Подобно крайним хариджитам, он разрешил проливать кровь мусульман за упрямое неверие. Его добровольная смерть на погребальном костре привела к прекращению активной деятельности следовавших за ним «людей в белых одеждах» (мубайида), но не уничтожила жизнеспособности секты; она существовала еще 500 лет, прикрываясь строгим соблюдением исламских обрядов.
Маздакит Бабек из Азербайджана сумел в Западной Персии противостоять могуществу халифа более 20 лет (816—838). Даже победа имперских войск под командованием Афшина, ирани-зированного князька из Трансоксании, чей прадед еще носил тюркское имя Карабога, не воспрепятствовала продолжению деятельности «красных» (мухаммира) еще в течение сотни лет. Небезынтересно, что Афшин, прославленный спаситель империи, вскоре погиб, став жертвой политических интриг, отражавших стойкость доисламских верований в согдийской культурной сфере. Много лет (795—828) держался в Систане и в юго-западной части современного Афганистана Хасан Азарак – еще один из многочисленных «раскольничьих» лидеров. При первых Аббасидах они получали военную поддержку в Ираке и в Джазире, в Омане (где хариджиты преобладают и поныне) и на остальной части Аравийского полуострова, в Сирии и даже в самом Хорасане. В Магрибе отождествление берберов с хариджизмом, хотя испанские берберы и не приняли этого учения, придало движению неотразимую привлекательность. Временами хариджиты даже захватывали Кайруан; и хотя аббасидская армия после длительной войны сумела восстановить положение, существовавшее в омейядский период, она не смогла предотвратить создание независимых хариджитских государств в Тахерте (современный Тиарет в Алжире) в 777 г., в Сиджильмасе (757), на пути, ведущем в бассейн Нигера, и в Тлемсене (отобранном у Идрисидов в 78'б г.). В 787 г. аббасидский наместник в Кайруане заключил с имамом Тахерта, персом по происхождению, мирный договор, предусматривавший признание его политического статуса в качестве самостоятельного властителя. В этот список можно включить и шиитское государство Идрисидов в Центральном Марокко, хотя сами Идрисиды были чужеземными объединителями берберских племен. Второй правитель из этой династии в 808 г. основал Фес, которому позднее было суждено стать важным центром ислама.
Но наибольшую опасность, по мнению Аббасидов, представляли Алиды, так как их влияние было очень велико именно в ключевых областях Халифата. Второму халифу из династии Аббасидов, Абу Джафару (с него началась традиция, которой следовали все правители из его рода: он принял теофорное царское имя – ал-Мансур [биллях] – «одержавший [с помощью Бога] победу»), пришлось избавляться от двух видных потомков Хасана, сына Али, – Мухаммада ибн Абдаллаха (ум. 762), по прозвищу «чистая душа» (ан-Нафс аз-Закийа), и его брата Ибрахима (ум. 763), под власть которого перешли не только Басра и Южная Персия, но и священные города Мекка и Медина. Мятежники объявили, что в методах ведения войны будут повиноваться предписаниям Корана – это напоминает «военный свиток» Кумранской общины, – так что, вероятно, их оказалось не слишком трудно разгромить на поле боя; но искоренить веру в легитимность Алидов было немыслимо. При малейшей возможности алидские претенденты восставали; иногда их даже выдвигали, если они, в отличие от бербера Шакийа в Испании, сами были не в состоянии удовлетворительным образом доказать свою принадлежность к Алидам.
В памяти общины правление Харуна ар-Рашида (786—809) было золотым веком Халифата. Можно согласиться с этой оценкой, не причисляя его, однако, к великим правителям, так как ему недоставало ни суровой энергии Мансура, ни интеллектуальной тонкости Мамуна. Подобно его современникам, нам придется пренебречь двумя фактами: первый – именно в его правление аглабидский наместник Ифрикийи (Тунис) разорвал отношения с центральным правительством; второй – длительный мятеж Трансоксании не удалось подавить даже после смерти халифа, и это было болезненным напоминанием о невозможности управлять отдаленными пограничными областями из Багдада. С момента восшествия на престол халифу потребовалось 17 лет, чтобы достичь полной власти, после чего он казнил своего молочного брата Джафара, лишил остальных Бармакидов всех важнейших правительственных постов и заключил их в тюрьму. За семь лет до смерти (в 802 г.) он написал завещание, которое предусматривало раздел империи между его сыновьями; что у него при этом было на уме, остается загадкой. Старший сын, Мухаммад ал-Амин, мать которого была арабка, получил титул халифа и арабские земли, сын рабыни-персиянки Мамун – персидские территории. Возможно, что Харун ар-Рашид намеревался узаконить уже существующий раскол. Однако вскоре разделение власти стало невыносимым.