– Сомс держался молодцом, – закончил он, – у него голова хорошо работает, Джолиону это не понравится. Дела Босини совсем плохи: наверно, обанкротится, – и, уставившись тревожным взглядом в камин, добавил после долгой паузы: – Его не было в суде – почему бы это?
Раздались чьи-то шаги. В малой гостиной показалась фигура дородного человека с пышущим здоровьем кирпичного цвета лицом. Указательный палец его резко выделялся на лацкане черного сюртука. Он проговорил ворчливым голосом:
– А, Джемс! Нет, не могу, не могу задерживаться! – и, повернувшись, вышел из комнаты.
Это был Тимоти.
Джемс встал с кресла.
– Вот! – сказал он. – Вот! Я так и предчу…
Он осекся и замолчал, уставившись в одну точку, словно перед ним только что пронеслось какое-то дурное предзнаменование.
VI. Сомс приходит с новостями
Выйдя из суда, Сомс не пошел домой. Ему не хотелось идти в Сити, и, чувствуя потребность поделиться с кем-то своей победой, он тоже отправился на Бэйсуотер-Род, к Тимоти, но прошел всю дорогу пешком, не торопясь.
Отец только что уехал; миссис Смолл и тетя Эстер, знавшие уже все подробности, встретили его радостно. Он, наверное, проголодался после всех этих допросов. Смизер сейчас поджарит булочки, его дорогой батюшка съел все, что было подано. Пусть ложится на диван с ногами и выпьет рюмочку сливового брэнди. Это так подкрепляет.
Суизин все еще сидел в гостиной, он задержался с визитом дольше обычного, чувствуя, что ему необходимо рассеяться. Услышав про брэнди, он фыркнул. Ну и молодежь нынче. Печень у него была не в порядке, и он не мог примириться с тем, что кто-то другой пьет сливовое брэнди.
Суизин почти немедленно собрался уходить, сказав Сомсу:
– Ну, как жена? Передай, что, если ей станет скучно и захочется тихо и мирно пообедать со мной, я угощу ее таким шампанским, какое она не каждый день пьет.
Взирая на Сомса с высоты собственного величия, он стиснул ему ладонь своей пухлой желтоватой рукой, словно хотел раздавить всю эту мелкую рыбешку, и, выпятив грудь, медленно вышел из гостиной.
Миссис Смолл и тетя Эстер пришли в ужас. Суизин такой чудак!
Им самим не терпелось спросить Сомса, как отнесется к исходу дела Ирэн, но тетушки знали, что спрашивать нельзя; может быть, он сам скажет что-нибудь такое, что поможет им разобраться во всей этой истории, занимающей теперь такое большое место в их жизни – истории, которая невыносимо мучила их, потому что говорить о ней не полагалось. Теперь даже Тимоти стало все известно, и новость просто катастрофически подействовала на его здоровье. А что будет делать Джун? Вот вопрос! Волнующий, опасный вопрос!
Они все еще не могли забыть тот визит старого Джолиона, после которого он так и не появлялся у них; они не могли забыть то ощущение, которое осталось у всех присутствующих, – ощущение каких-то перемен в семье, ее близкого развала.
Но Сомс не шел им навстречу; положив ногу на ногу, он говорил о недавно открытой им барбизонской школе. Вот у кого будущее, он уверен, что со временем на этих барбизонцах удастся хорошо заработать; он уже обратил внимание на две картины некоего Коро – очаровательные вещицы; если не станут запрашивать, он купит обе – когда-нибудь за них дадут большие деньги.
Миссис Смолл и тетя Эстер не могли не интересоваться всем этим, но такой способ отделаться от них не совсем им понравился.
Это очень интересно, чрезвычайно интересно; ведь Сомс прекрасный знаток, уж кто-кто, а он найдет, что сделать с этими картинами; но что он намерен предпринять теперь, после выигрыша дела? Уедет из Лондона, переберется за город или нет?
Сомс ответил, что еще не знает; по всей вероятности, они скоро переедут. Он поднялся и поцеловал теток.
Как только тетя Джули приняла от него эту эмблему расставания, в ней произошла какая-то перемена, словно она исполнилась безумной отваги; казалось, что каждая ее морщинка тщится ускользнуть из-под невидимой, сковывающей лицо маски.
Она выпрямилась во весь свой далеко не маленький рост и заговорила:
– Я уже давно решилась, милый, и если никто тебе не скажет, я…
Тетя Эстер прервала ее.
– Помни, Джули, ты… – еле выговорила она, – ты сама будешь отвечать за свои слова!
Миссис Смолл будто не слышала.
– По-моему, дорогой, ты должен знать, что миссис Мак-Эндер видела Ирэн с мистером Босини в Ричмонд-парке.
Тетя Эстер, тоже вставшая с места, снова опустилась на стул и отвернулась. В самом деле, Джулия слишком уж… Не надо было заводить при ней, при Эстер, этот разговор; еле переводя дух от волнения, она ждала, что скажет Сомс.
Он покраснел, и, как всегда, румянец вспыхнул у него где-то на переносице; подняв руку, он облюбовал один палец, осторожно прикусил ноготь и затем процедил сквозь зубы:
– Миссис Мак-Эндер – злобная дрянь!
И, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.
По пути на Бэйсуотер-Род, к Тимоти, он обдумал, как надо держать себя дома. Он пойдет к Ирэн и скажет:
“Я выиграл процесс и поставил на этом точку. Мне не хочется притеснять Босини; мы как-нибудь договоримся; я не буду настаивать. И давай покончим с этим. Мы сдадим дом и уедем от этих туманов, сейчас же переберемся в Робин-Хилл. Я… я не хотел быть грубым! Дай руку… и…” Может быть, она позволит поцеловать себя и забудет все, что было!
Однако, когда Сомс вышел от Тимоти, намерения его были уже не так просты. Подозрения и ревность, тлевшие в нем столько месяцев, вспыхнули ярким огнем. Он раз и навсегда положит конец этой истории; он не позволит смешивать свое имя с грязью! Если она не может или не хочет любить мужа, как это велит ей долг, исполнения которого он вправе требовать, пусть не обманывает его с кем-то другим! Он так и скажет ей, пригрозит разводом! Это заставит ее образумиться; она не пойдет на развод. А что если… если пойдет? Эта мысль сразила его; до сих пор он не допускал такой возможности.
Что если пойдет? Что если она признается? Как же поступить тогда? Придется начинать дело о разводе!
Развод! Произнеся мысленно это слово, расходившееся со всеми принципами, которые руководили до сих пор его жизнью. Сомс ощутил в нем парализующую силу. В этой бесповоротности было что-то страшное. Он чувствовал себя в положении капитана корабля, который подходит к борту и собственными руками бросает в море свой самый драгоценный груз. Такая расточительность казалась ему безумием. Это повредит его работе. Придется продать дом в Робин-Хилле, на который он истратил столько денег, возлагал такие надежды, и продать в убыток! А она! Она уже не будет принадлежать ему, не будет даже носить его фамилию! Она уйдет из его жизни, и он… он никогда больше не увидит ее.