Когда они рассказали все, что могли, герцогу де Шуазелю почудилось, что в темноте приближается небольшой конный отряд; в то же мгновение он услышал: «Стой! Кто идет?» – Франция! – ответил чей-то голос.

– Какой полк?

– Драгуны его высочества.

В ответ на эти слова раздался выстрел; это не вытерпел один из национальных гвардейцев.

– Отлично! – шепнул герцог де Шуазель стоявшему рядом с ним унтер-офицеру. – Это граф де Дамас со своими драгунами.

Не теряя ни минуты, он отделался от двух гвардейцев, вцепившихся в поводья его коня и кричавших о том, что его долг подчиниться муниципалитету и признавать только его; он приказал ехать рысью и, воспользовавшись минутной оторопью нападавших, проложил себе путь в толпе и вырвался на освещенную, кишевшую людьми улицу.

При приближении к дому г-на Coca он заметил, что карета короля распряжена; потом он увидел, что небольшая площадь напротив неказистого домишки заполнена охранниками.

Чтобы солдаты не вступали в сношения с мирными жителями, герцог направился прямехонько в казарму, местонахождение которой было ему известно.

Казарма пустовала: он оставил там сорок своих гусаров.

Когда герцог де Шуазель выходил из казармы, к нему подошли два человека, арестовали его и приказали идти в муниципалитет.

Однако герцог де Шуазель, чувствуя за спиной поддержку своих людей, послал этих двоих к черту, прибавив, что зайдет в муниципалитет, когда у него будет для этого время, и приказал часовому никого не пропускать.

В помещении служб оставались несколько конюхов. Герцог де Шуазель узнал от них, что гусары, не ведавшие, что сталось с их командирами, последовали за явившимися за ними обывателями и теперь, разойдясь кто куда, попивали в свое удовольствие.

Услышав эту новость, герцог де Шуазель вернулся в казарму. В его распоряжении находились сорок человек, проделавших верхом двадцать миль за один день. И люди и лошади были без сил.

Однако положение было безвыходное. Герцог де Шуазель перво-наперво проверил, заряжены ли пистолеты; потом он обратился по-немецки к гусарам, не понимавшим французского языка и потому не соображавшим, что происходит, и сообщил им, что они находятся в Варение, что король, королева и члены королевской семьи арестованы, что необходимо вырвать их из рук мятежников или умереть.

Речь была краткой, но зажигательной: она произвела на гусаров большое впечатление. «Der Koenig! Die Koenigin!»22 в изумлении повторяли они.

Герцог де Шуазель не дал им времени опомниться; он приказал обнажить сабли и разбиться по четверо, а сам поскакал впереди крупной рысью к тому дому, где он заметил охрану, подозревая, что именно в этом доме содержат пленников.

Осыпаемый бранью национальных гвардейцев и нимало не обращая на них внимания, он послал к дверям двух часовых, а сам спешился, собираясь войти в дом.

В то мгновение, как он занес над порогом ногу, он почувствовал чью-то руку на своем плече.

Он обернулся и увидел графа Шарля де Дамаса, голос которого он узнал, когда тот отвечал на окрик национальных гвардейцев: «Стой! Кто идет?» Может быть, герцог де Шуазель отчасти рассчитывал на этого союзника.

– А-а, это вы! – воскликнул он. – Вы с людьми?

– Я – один или почти один, – отвечал граф де Дамас.

– Почему?

– Мой полк отказался следовать за мной, и я здесь в сопровождении шести человек.

– Какое несчастье! Ну ничего, у меня сорок гусаров, посмотрим, что можно с ними сделать.

Король принимал депутацию от коммуны, возглавляемую г-ном Сосом.

Депутация только что заявила Людовику XVI:

– Раз у жителей Варенна нет больше сомнений в том, что они имеют честь принимать у себя короля, они явились, чтобы услышать от него приказания.

– Приказания? – удивился король. – Сделайте так, чтобы мои кареты были запряжены и я мог уехать.

Неизвестно, что ответила бы на эту просьбу депутация от муниципалитета: раздался конский топот и показались гусары, выстраивавшиеся на площади с саблями наголо.

Королева вздрогнула, в глазах ее мелькнула радость.

– Мы спасены! – шепнула она на ухо принцессе Елизавете.

– Да будет на то воля Господня! – отвечала святая овечка, полагавшаяся на Бога во всем: в хорошем и в плохом, в надежде и в отчаянии.

Король выпрямился и стал ждать.

Офицеры муниципалитета в тревоге переглянулись.

В это время донесся грохот из передней, охраняемой крестьянами, вооруженными косами; там кто-то обменялся несколькими фразами, потом послышались звуки борьбы, и на пороге появился герцог де Шуазель с обнаженной головой и со шпагой в руках.

Из-за его плеча выглядывал бледный, но решительно настроенный граф де Дамас.

Оба офицера смотрели так грозно, что депутаты коммуны попятились, пропуская вновь прибывших к королю и членам королевской семьи.

Когда они вошли, внутреннее убранство комнаты представляло собой следующую картину.

Посредине стоял стол, а на нем – початая бутылка вина, хлеб и несколько стаканов.

Король и королева принимали депутацию стоя; принцесса Елизавета и наследная принцесса находились у окна; на неразобранной кровати спал изможденный дофин; рядом с ним сидела принцесса де Турзель, положив голову на руки, а позади нее стояли г-жа Брюнье и г-жа де Невиль; наконец, двое телохранителей и Изидор де Шарни, раздавленные страданием и усталостью, сидели, откинувшись на стульях, в полумраке в глубине комнаты.

При виде герцога де Шуазеля королева прошла через всю комнату и взяла его за руку со словами:

– Ах, господин де Шуазель, это вы!.. Добро пожаловать!

– Увы, ваше величество, – отвечал герцог, – я, кажется, опоздал.

– Это не имеет значения, если вы приехали в хорошей компании.

– Ах, ваше величество, нас совсем мало. Маркиза Дандуэна с драгунами задержали в муниципалитете Сент-Менегу, а графа де Дамаса оставили его солдаты.

Королева печально покачала головой.

– А где шевалье де Буйе? – продолжал герцог де Шуазель. – Где господин де Режкур?

И герцог де Шуазель огляделся, поискав их взглядом.

Тем временем подошел король.

– Я не видел этих господ, – молвил он.