Изменить стиль страницы

Николай Леонидович по собственной инициативе рассмотрел техническую характеристику танков СМК и Т-35, но выхода не находил. Масса первого получалась 58 тонн, второго – 50. Поэтому скорость и маневренность этих машин по сравнению с легкими танками серии БТ получались невысокими. А Николаю Леонидовичу хотелось обязательно поставить в тяжелый танк мощную броневую защиту, сильную пушку и добиться его высокой маневренности.

Десятки вариантов решения этой задачи перебрал в уме Духов. Делал от руки эскизы отдельных узлов и деталей. Потом комкал листы, сметал их со стола и начинал все сначала.

Шли дни тяжелой, напряженной работы, которые сменялись бессонными ночами. Казалось, он был уже близок к истине, но она вдруг ускользала, как солнечный зайчик из-под рук. Однажды усталый он крепко заснул. А под утро, когда прогремел весенний гром, проснулся и ощутил что-то новое. Вскочил с постели, быстро оделся и побежал на работу. Родилась идея! Духов окончательно решил, что тяжелый танк должен быть однобашенным. Собственно, идея однобашенного танка не была новой в танкостроении. Однобашенными были все легкие танки, как советские, так и зарубежные, да и все зарубежные средние танки также были однобашенными. И брала эта идея свое начало еще со времен первой мировой войны от французского танка «Рено», имевшего классическую схему компоновки: отделение управления спереди, боевое – в середине, а моторное, трансмиссионное и ведущее колеса – сзади. Над боевым отделением устанавливалась одна вращающаяся башня с пушкой и спаренным пулеметом. Но «Рено» периода первой мировой войны так устарел, что о нем забыли...

Отбросив все дела, Духов в тот же день сел за расчеты. Перед этим выписал данные о массе каждого агрегата существовавших танков, сравнил весовые характеристики идентичных узлов и деталей Т-28 и СМК. Сравнительный анализ и расчеты укрепили у конструктора идею вопреки существующим традициям спроектировать новый тяжелый танк однобашенным. Надо снять две башни, думал он, это даст возможность улучшить компоновку машины, сделать ее классической. Это было важное решение, которое открыло новое направление в мировом танкостроении при конструировании тяжелых танков.

Но со своей идеей, своим подходом к традиционному танкостроению Духов пока ни с кем не делился. Считал необходимым еще и еще раз всесторонне проанализировать первые прикидочные расчеты. Ведь в танке должны быть рационально объединены многие качества: скорость, проходимость, вооружение и броня. Увеличение одного из этих показателей, безусловно, ведет к снижению других. Задавшись увеличением калибра пушки и броневой защиты, можно превратить танк в дот. А этого допустить нельзя. Армия нуждается в машине, в которой рациональнейшим образом сочетаются ее главные показатели.

Когда Николай Леонидович в достаточной степени убедился в точности своих расчетов и понял, что выбрал правильный путь создания тяжелого танка, который должен отвечать требованиям времени, он подготовил эскизный проект, выполнил необходимые чертежи, написал пояснительную записку. Шли последние дни 1938 года.

Во время обсуждения проекта напряженная работа конструктора увенчалась полным успехом. Идею полностью поддержали начальник СКБ-2 Ж. Я. Котин и другие ведущие инженеры. Танк «с домиком» (так назвали проект новой машины в СКБ-2 за то, что она проектировалась с одной башней) понравился, всем. Ознакомили с новым проектом и директора Кировского завода И. М. Зальцмана, который хорошо разбирался в новой технике. Он сразу разрешил группе конструкторов работать над проектом Духова наряду с конструированием СМК

Заседание Комитета обороны

В жизни людей есть события, которые остаются в памяти всю жизнь. Конечно, если они касаются их непосредственно, а не косвенно. Таким событием для конструкторов СКБ-2 Кировского завода было заседание Комитета обороны 9 декабря 1938 года. Чем же оно примечательно? На этом заседании был сделан резкий поворот во взгляде на тяжелые танки как многобашенные сухопутные дредноуты. На нем было четко решено, что тяжелый танк с противоснарядным бронированием должен быть однобашенным. Это важный вопрос в истории развития бронетанковой техники, имевший огромное военное и экономическое значение. Итак, устоявшаяся концепция о том, что тяжелый танк с противоснарядным бронированием должен быть многобашенным, была сломана. Кто это сделал, думаю, для истории небезразлично. Небезразлично потому, что она высвечивает тех людей, которые сделали важный вклад в победу над фашизмом и на десятилетия определили путь развития тяжелых танков как боевых машин.

В разное время, в различных источниках этот вопрос преподносился по-разному. Больше всего опирались на воспоминания Ж. Я. Котина, который вместе с И. М. Зальцманом и А. С. Ермолаевым был на упомянутом выше заседании Комитета обороны.

Одни, ссылаясь на Котина, утверждают, что идею создания тяжелого танка в однобашенном исполнении подал на этом заседании И. В. Сталин. Сам Котин говорит, что эта мысль, якобы, пришла ему в поезде во время следования и Москву. Существует и вариант, что Котин на заседании Комитета обороны в Кремле в присутствии Сталина предложил создать тяжелый танк в однобашенном исполнении.

Воспоминания – вещь зыбкая. Конечно, шли годы, десятилетия, подробности из памяти выветрились. По ведь было когда-то первое сообщение об этом заседании, может быть, устное – для коллектива СКБ-2 и попавшее в печать.

Приведу две интерпретации разговора в Кремле.

В уже упоминавшемся интервью спецкору журнала «Стандарты и качество» накануне 30-летия Победы Котин рассказывал об этом так:

«28 апреля 1938 года я оказался на совещании в Кремле, где наши предложения были одобрены, а уже 9 декабря мы привезли на совещание в Кремль деревянный макет тяжелого танка.

Во время доклада к макету подошел И. В. Сталин и спросил:

– Товарищ Котин, зачем на танке три башни?

– Мощное вооружение: одна пушка 76-миллиметровая и две по 45 миллиметров...

– Нечего делать из танка «Мюр и Мерилиз».– Он снял с макета маленькую башню, посмотрел и добавил: – А еще лучше, чтобы осталась одна башня.

На совещании было выдвинуто требование защитить ходовую часть фальшбортом и оставить вместо трех одну башню.

Между тем трехбашениая машина на СМК была уже запущена в производство. Вернувшись в Ленинград, мы решили параллельно делать однобашениую машину – «КВ».

Здесь каждый абзац не соответствует действительности. Но об этом чуть ниже.

Несколько раньше Ж. Я. Котин в беседе с корреспондентом «Военного вестника» этот эпизод изложил в другой интерпретации:

«Помнится, в 1938 году наше конструкторское бюро приступило к проектированию танка СМК (Сергей Миронович Киров). По замыслу он должен был иметь три башни. Сделали опытный образец. И тут нас вызывают в Кремль, на доклад. Объяснил на деревянном макете, где и какое размещено вооружение, какая броня, скорость, запас хода, сколько человек в экипаже. Вдруг Сталин подходит к макету, снимает одну из башен и говорит:

– А зачем делать из танка универмаг? Оставьте две башни,– помолчав, добавил: – И обязательно подумайте, чтобы экипаж имел запас питьевой воды.

СМК мы сделали с двумя башнями... На этом танке мы впервые применили широкие гусеничные ленты, опорные катки с внутренней амортизацией и индивидуальную подвеску нового типа, называемую торсионной» (подчеркнуто мной.– Д. И.).

В этой интерпретации обсуждения проекта тяжелого танка СМК нет упоминания о том, что Сталин снял две башни и оставил только одну.

Возможно, этот вопрос и не следовало бы муссировать, но историческая справедливость требует поставить точки над «i», так как он из года в год кочует из книги в книгу, то в той, то в другой, то в третьей интерпретации. Причем разные авторы призывают в свидетели людей, которые на том заседании не были.

Вадим Орлов в книге о Н. Л. Духове «Выбор» вложил свою интерпретацию в уста Ю. Е. Максарева, Владимир Сергейчук ссылается на «Историю Кировского завода».