– Я не хочу, чтобы вы Говорили от имени Смерти Пайпо.

– Мне все равно, что вы хотите. Я делаю это не для вас. Но я предлагаю вам рассказать, что знал Пайпо.

– Вам не удастся выяснить, что знал Пайпо, потому что он был добрым и хорошим, любящим человеком, который…

– Который подобрал одинокую, испуганную девочку и залечил раны в ее сердце. – Пока он говорил, его рука лежала на плече Кворы.

Это было слишком, Новинха не могла вынести этого.

– Как вы можете сравнивать себя с ним! Квора не сиротка, вы слышите меня? У нее есть мать, я, она не нуждается в вас, никто из нас не нуждается в вас!

Затем она, неожиданно для себя, расплакалась. Она не хотела плакать на его глазах. Она не хотела больше здесь оставаться. Он спутал все планы.

Квим был прав. Он подобен дьяволу. Он знал слишком много, требовал слишком много, давал слишком много, они слишком нуждаются в нем и зависят от него.

Каким образом он приобрел над ними такую огромную власть в такое короткое время?

Вдруг внезапное воспоминание о его словах высушило слезы. Она застыла от ужаса. Он сказал, что Майро и его сестра каждый день ходят к свиноподобным. Он знает, знает все ее секреты.

Все, за исключением секрета, которого она сама не знает, – секрета, который Пайпо увидел в голограмме. Если он узнает его, он будет знать о ней все, что она скрывала эти долгие годы. Когда она вызывала Говорящего от имени Мертвых, она хотела, чтобы он выяснил правду о Пайпо, вместо этого, он приехал и выяснил все о ней.

Дверь с шумом захлопнулась. Эндер опустился на стул, где она сидела, и обхватил руками голову.

Он услышал, как Олхейдо встал и медленно подошел к нему.

– Вы хотели открыть файлы мамы? – спокойно спросил он.

– Да, – сказал Эндер.

– Вы просили меня научить вас поиску и анализу для того, чтобы шпионить за моей мамой. Вы сделали из меня предателя.

У него не было ответа, способного убедить Олхейдо. Эндер не стал пытаться. В молчании он ждал, пока Олхейдо подойдет к двери и уйдет.

Смятение, охватившее его, не было бессловесным, особенно для королевы пчел. Он почувствовал ее шевеление в мозгу, искаженное его страданием.

Нет, молча сказал он. Здесь ничего не поделаешь. Я не мог объяснить.

Человеческие проявления очень странные, а чужие человеческие проблемы выше понимания.

«Ах».

Он почувствовал ее прикосновение, подобное шелестящим листьям деревьев; он ощутил силу и энергию рвущегося ввысь дерева, мощь и крепость его корней, уходящих в глубь земли, нежную игру солнца на зеленой кроне.

«Посмотри, что мы узнали от него, Эндер, мир, который он обрел».

Чувства увядали по мере того, как королева пчел покидала его. Сила дерева осталась с ним, его величественный покой вытеснил молчаливые муки.

Только мгновение прошло с момента, когда дверь закрылась за Олхейдо, и вот она вновь распахнулась в комнату. Квора прыгнула и оказалась прямо перед ним, еще прыжок, и она отскочила к кровати. Она скакала, не переставая.

– Ты продержишься еще пару дней, – язвительно сказала она, – теперь все ненавидят тебя.

Эндер криво усмехнулся и повернулся к ней.

– А ты?

– О, да. Я ненавижу тебя больше всех, за исключением Квима.

Она отскочила от кровати и направилась к терминалу. Буква за буквой, она терпеливо заполняла экран. В воздухе перед экраном появилась серия арифметических упражнений в столбик.

– Хотите посмотреть, как я справляюсь с арифметикой?

Эндер встал и подошел к терминалу.

– Давай, – сказал он. – Хотя это выглядит слишком сложно.

– Не для меня, – хвастливо сказала она. – Я решаю их быстрее всех.

Майро: Свиноподобные называют себя самцами, но для нас это лишь слово, которым они себя назвали.

Аунда: Зачем им врать?

Майро: Я понимаю, ты еще молода и наивна, но у них нет весьма необходимого инструмента.

Аунда: Я проходила физическую антропологию. Кто сказал, что они делают это так же, как и мы?

Майро: Очевидно, не делают. (Для пользы дела мы не должны этого делать вообще). Кажется, я знаю, где их половые органы. Такие выпуклости на животе, где шерсть светлее и тоньше.

Аунда: Рудиментарные соски. Даже у тебя они есть.

Майро: Вчера я видел Лиф-итера и Потса. Они были метрах в десяти от меня, поэтому я не слишком хорошо разглядел. Потс гладил живот Лиф-итера, и я думаю, эти соски напряглись и припухли.

Аунда: А может и нет.

Майро: Но в одной вещи я уверен: живот Лиф-итера был влажным – солнце искрилось на нем – и ему было очень приятно.

Аунда: Это извращение.

Майро: Почему? Они ведь холостяки, правда? Они взрослые, а их так называемые жены не разрешают им насладиться радостью отцовства.

Аунда: Я думаю, сексуально-озабоченный зенадор переносит не туда свои фрустрации.

Махрос Владимир Рибейра фон Хессе «Майро» и Аунда Фигейро Макамби, Рабочие заметки 1970:1:4:30.

Поляна была слишком тихой. Майро сразу же заподозрил неладное.

Свиноподобные ничем не занимались, а просто стояли или сидели. Эта гробовая тишина давила, прижимала к земле, затрудняла дыхание.

Сзади из леса появился Хьюман. Он шел медленно, направляясь прямо к ним. Майро почувствовал, как локоть Аунды уперся ему в ребро, но не посмотрел на нее. Он знал, что она думает о том же. Вот тот момент, сейчас они убьют нас так же, как Пайпо и Лайбо.

Хьюман остановился и в течение нескольких минут неподвижно пялился на них. Его медлительность была невыносима, ожидание давило на нервы. Но Майро и Аунда выдержали. Они ничего не сказали, их лица ничего не выражали. Равнодушное выражение лица вырабатывалось годами. Искусство безразличия было первым, чему они научились, прежде чем Лайбо взял их с собой. До тех пор пока их лица ничего не выражают, пока на них не отражается эмоциональное напряжение, ни одна свинья ничего не заметит. Но это не срабатывало – Хьюман был слишком искусен в разгадывании человеческих уверток, даже в молчании он слышал ответы. Теперь их застывшие оцепеневшие лица, без сомнения, говорили о страхе, который заперт внутри и не может прорваться сквозь маску равнодушия. Все о чем-нибудь говорит.