Найвио сразу же принялся пересказывать неприятные подробности встречи с Говорящим от имени Мертвых, подолгу смакуя угрозы Говорящего в случае продолжения бойкота его деятельности. «Инквизитор! Вы только представьте себе! Неверный дерзнул посягнуть на священные права Церкви!» О, лежебока был готов организовать крестовый поход в защиту Церкви, – но весь крестоносный пыл исчезнет в одну секунду, потребуй от него еженедельного посещения месс.

Слова Найвио сделали свое дело: епископ Перегрино впал в неистовство, сквозь коричневую кожу проступили красные пятна гнева. Лишь только кончились причитания Найвио, он повернулся к дону Кристиану. Его лицо пылало, он кипел от гнева.

– Ну что скажешь, брат Эмай!

Будь я менее осторожен, я бы сказал, что глупо препятствовать Говорящему, зная, что закон на его стороне, и он не хочет причинить нам вреда. Теперь его спровоцировали, и куда более опасно мириться с ним, чем не мешать ему с самого начала.

Дон Кристиан хитро ухмыльнулся и склонил голову.

– Я думаю, мы первыми должны нанести удар, чтобы не допустить обращения его полномочий во вред нам.

Воинственность слов удивила епископа.

– Совершенно верно, – сказал он, – вот уж не ожидал от тебя.

– Филхос так же пылок, как и любой послушник надеется быть при посвящении в сан, – произнес дон Кристиан, – но как только у нас исчезнет духовенство, мы будем вынуждены примириться с логикой и причинностью жалкими суррогатами верховной власти.

Время от времени епископ Перегрино подозревал, что он говорит с иронией, но его никогда не удавалось припереть к стенке юмором.

– Хорошо, хорошо, брат Эмай, как ты предлагаешь атаковать его?

– Хорошо, отец Перегрино, закон предельно точен. Он вправе применить силу, если мы будем препятствовать выполнению его министерских обязанностей. И если мы не хотим усиления его полномочий, то лучший путь это сотрудничество.

Епископ ударил кулаком по столу и прорычал:

– Я ожидал услышать от тебя подобную ересь, Эмай!

Дон Кристиан рассмеялся:

– Альтернативы тут нет – или мы чистосердечно отвечаем на его вопросы, или же ты садишься в звездолет и держишь ответ перед Ватиканом за религиозные гонения. Мы слишком любим тебя, епископ Перегрино, чтобы пережить твое смещение.

– О, да, знаю я вашу любовь.

– Говорящие от имени Мертвых, как правило, безвредны – они не принадлежат соперничающим организациям, не принимают на себя обетов, они даже не требуют, чтобы «Королева Пчел и Гегемон» вошла в разряд священных писаний. Вся их деятельность – это попытка раскрыть правду о жизни умершего, а затем попытка рассказать всем желающим услышать историю жизни умершего человека так, как бы он сам рассказал с того света.

– И ты считаешь это вполне безвредным?

– Напротив. Сан Анджело основал наш орден как раз потому, что открытие и объявление правды – само по себе очень мощный фактор. Но я думаю, что даже он более безвреден, чем нашествие протестантов. А аннулирование католической лицензии на землях религиозных гонений приведет к немедленному усилению не-католического крыла, и как следствие, иммиграции. Тогда католики составят едва ли треть населения колонии.

Епископ Перегрино нежно покручивал кольцо на пальце.

– Разве Конгресс Звездных Путей допустит это? Они установили фиксированный предел на колонию – а нашествие неверных сразу намного превысит его.

– Но они уже заготовили продовольствие для кампании расширения. Зачем иначе на нашей орбите постоянно находятся два космических корабля? Как только католическая лицензия перестанет страховать от избыточного роста населения, тогда они вынудят избыток населения принудительно иммигрировать. Они ожидали это сделать поколения два спустя – но что их может остановить начать принудительную иммиграцию прямо сейчас?

– Они не посмеют.

– Конгресс Звездных Путей был образован для пресечения крестовых походов и погромов, пылающих в полдюжине мест. Призыв к религиозному преследованию законов – это серьезный повод.

– Это выходит за всякие рамки. Какой-то Говорящий от имени Мертвых, вызванный полуспятившим еретиком, и мы тут же сталкиваемся с насильственным выселением.

– Любимый отец, в этом извечное столкновение мирской власти и религии. Мы должны быть терпеливыми, если нет других утешений, кроме одного: все оружие в их руках.

Найвио хихикнул.

– Они держат ружья, а мы – ключи от рая и ада, – произнес епископ.

– О, да, половина Конгресса уже терзается от предчувствий. Между тем, я, возможно, смогу снять остроту затруднительного момента. Вместо обнародования отречения от ваших ранних рекомендаций – (твоих глупых, вредных, фанатичных рекомендаций) – пусть будет известно, что вы давали инструкции Филхосу да Менте де Кристо терпеливо сносить обременительный груз бесед и бесконечных ответов на вопросы неверного.

– Но вы можете не знать, какие вопросы он захочет задать, – вмешался Найвио.

– Но мы ведь в состоянии отыскать ответы специально для него, разве нет? Возможно, при этом люди Милагра не смогут дать прямого чистосердечного ответа. Но вместо этого, они будут говорить не во вред братьям и сестрам по ордену.

– Другими словами, – сухо отозвался Перегрино, – монахи вашего ордена станут прислуживать сатане.

Дон Кристиан трижды воспел свое имя про себя.

С тех пор, как мальчиком он окунулся в войну, Эндер никогда еще с такой ясностью не ощущал враждебности территории. Путь от прассы вверх по холму был истерт множеством молящихся и поклоняющихся ног, а главный собор был настолько высок, что моментами от крутизны кружилась голова. Собор нависал над идущим на протяжении всего подъема. Начальная школа расположилась по левую руку, приютившись в террасах склона; справа тянулась Вилла дос Профессорос, предназначенная для преподавателей, но на деле населенная привратниками, сторожами, служащими, консультантами и прочими лакеями. Эндер заметил, что все учителя носили серые мантии Филхоса, они настороженно провожали его глазами.

Враждебность появилась, как только он достиг вершины холма, широкого, почти гладкого пространства лужаек и садов, поражающих своей красотой.