Олан Остен, точь-в-точь пугливый котенок, взошел по темной скрипучей лестнице домика неподалеку от Пелл-стрит и долго тыкался в двери на тускло освещенной площадке, пока не отыскал затертую табличку с нужной фамилией.

Он толкнул дверь, как было ведено, и очутился в комнатушке с дощатым столиком, креслом-качалкой и стулом. На грязно-бурой стене висели две полки, заставленные дюжиной флаконов и склянок.

В качалке сидел старик и читал газету. Алан молча вручил ему свою рекомендацию.

– Садитесь, мистер Остен, – весьма учтиво пригласил старик. – Рад с вами познакомиться.

– Правда ли, – спросил Алан, – что у вас есть некое снадобье, крайне, так сказать, э-э… необычного свойства?

– Милостивый государь, – ответствовал старик, – выбор у меня невелик – слабительными и зубными эликсирами не торгую – чем богаты, тем и рады. Но обычного свойства у меня в продаже ничего нет.

– Мне, собственно… – начал Алан.

– Вот, например, – прервал его старик, достав с полки флакон. – Жидкость бесцветная, как вода, почти безвкусная, спокойно подливайте в кофе, молоко, вино, вообще в любое питье. И можете быть точно так же спокойны при вскрытии.

– Это, значит, яд? – воскликнул Алан отшатнувшись.

– Ну скажем, очиститель, – равнодушно поправил старик. – Отчищает жизнь. Скажем, пятновыводитель. «Сгинь, постылое пятно!» А? «Угасни, жалкая свеча!»

– Мне ничего подобного не нужно, – сказал Алан.

– Это ваше счастье, что не нужно, – сказал старик. – Знаете, сколько это стоит? За одну чайную ложечку – а ее достаточно – я беру пять тысяч долларов. И скидки не делаю. Ни цента скидки.

– Надеюсь, ваши снадобья не все такие дорогие, – сказал Алан с тревогой.

– Нет, что вы, – сказал старик. – Разве можно столько просить, положим, за любовное зелье? У молодых людей, которым нужно любовное зелье, почти никогда нет пяти тысяч долларов. А были бы – так зачем им любовное зелье?

– Очень рад это слышать, – сказал Алан.

– Я ведь как смотрю на дело, – сказал старик. – Услужи клиенту раз, он к тебе придет в другой. И за деньгами не постоит. Подкопит уж, если надо.

– Так вы, – спросил Алан, – вы и в самом деле торгуете любовным зельем?

– Если бы я не торговал любовным зельем, – сказал старик, потянувшись за другим флаконом, – я бы о том, другом, вам и говорить не стал. В такие откровенности можно пускаться только с теми, кого обяжешь.

– А это зелье, – сказал Алан, – оно не просто – знаете – не только…

– Нет, нет, – сказал старик. – Постоянного действия – что там телесное влечение! Но его тоже возбуждает. Да, да, возбуждает. Еще как! Неодолимое. Неутолимое. Непреходящее.

– Скажите! – заметил Алан, изобразив на лице отвлеченную любознательность. – Бывает же!

– Вы подумайте о духовной стороне, – сказал старик.

– Вот-вот, о ней, – сказал Алан.

– Вместо безразличия, – сказал старик, – возникает нежная привязанность. Вместо презрения – обожание. Чуть-чуть капните зелья какой-нибудь барышне – в апельсиновом соке, в супе, в коктейле привкуса не дает, – и любую резвушку и ветреницу станет прямо не узнать. Ей нужно будет только уединенье – и вы.

– Даже как-то не верится, – сказал Алан. – Она так любит ходить по гостям.

– Разлюбит, – сказал старик. – Ее станут пугать хорошенькие девушки – из-за вас.

– Она действительно будет ревновать? – вскричал Алан в восторге. – Меня – ревновать?

– Да, она захочет быть для вас целым миром.

– Она и так для меня целый мир. Только она об этом и думать не хочет.

– Подумает, вот только глотнет снадобья. Как миленькая подумает. Кроме вас, ни о ком и думать не будет.

– Изумительно! – воскликнул Алан.

– Она захочет знать каждый ваш шаг, – сказал старик. – Все, что с вами случилось за день. Всякое ваше слово. Она захочет знать, о чем вы думаете, почему улыбнулись, почему у вас вдруг печальный вид.

– Вот это любовь! – воскликнул Алан.

– Да, – сказал старик. – А как она будет за вами ухаживать! Уставать не позволит, на сквозняке сидеть не даст, голодным не оставит. Если вы задержитесь где-нибудь на час, она будет с ума сходить. Она будет думать, что вас убили или что вас завлекла какая-нибудь красотка.

– Нет, такой я Диану даже и представить не могу! – восхищенно воскликнул Алан.

– Представлять и не понадобится, все будет наяву, – сказал старик. – И кстати, ведь от красоток не убережешься, и если вы, паче чаяния, когда-нибудь согрешите – то не волнуйтесь. Она в конце концов вас простит. Она, конечно, будет ужасно страдать, но простит – в конце концов.

– Никогда! – пылко выговорил Алан.

– Конечно, никогда, – сказал старик. – Но если такое и случится – не волнуйтесь. Она с вами не разведется. Ни за что! И конечно, сама никогда не даст вам никакого повода – не для развода, нет, а для малейшего беспокойства.

– И сколько же, – спросил Алан, – сколько стоит это поразительное средство?

– Ну, подешевле, – сказал старик, – подешевле, чем пятновыводитель – так ведь мы его с вами условились называть? Еще бы! Он стоит пять тысяч долларов за чайную ложечку – и ни цента скидки. В вашем возрасте такие снадобья не по карману. На них надо копить и копить.

– Нет, а любовное зелье? – сказал Алан.

– Ах да, зелье, – сказал старик, выдвигая ящик кухонного стола и доставая крохотный мутный пузыречек. – Доллар за такую вот бутылочку.

– Вы не поверите, как я вам признателен, – сказал Алан, глядя, как пузыречек наполняется.

– Большое дело услуга, – сказал старик. – Потом клиенты снова приходят, в летах и при деньгах, и спрашивают что-нибудь подороже. Вот, пожалуйста. Сами увидите, как подействует.

– Спасибо вам еще раз, – сказал Алан. – Прощайте.

– Au revoir {До свидания (фр.).}, – сказал старик.