Первый же призрак, коему не мешал своими бранными подвигами Фродо, смог, наконец, произнести фразу до конца: "Душно мне, тошно в раю, отпустите на волю вы душу мою". Очевидно, эта формула была замысловатым заклятьем, ибо, едва она была произнесена, на вершине кургана оказался конь. Покойный незамедлительно впрыгнул ему на спину и ускакал на восток, да притом так торопясь, будто бы его и впрямь преследует гнев небес.

Очнулся хоббит в абсолютной темноте. Рядом лежали его товарищи отключенные от батареек роботы и замороженный в жидком азоте брендизайк. Поперек горла лежала кавалеристская шашка. Глаза медленно, очень медленно привыкали к темноте. Посреди зала оказался хрустальный гроб, но вместо подобающей таковому гробу пребывающей в летаргии красавицы, в гробу лежала ухоженная мумия какого-то лысоватого мужичишки с остренькой бородкой. По всей видимости, именно этот сушеный труп и служил основным предметом происходящего сатанистского обряда. Умертвие долго убеждало его в том, что он совершенно живой, и даже живее всех живых, и клялось быть верным его делу. Потом же склонилось над хоббитом и принялось замогильным голосом читать:

Костенейте под землей,

До поры, пока с зарей

Революция падет

На напуганный народ!

Чтобы правили всегда

Серп и молот и звезда,

А начальником чтоб был

В мире Гена-крокодил!

Хоббит почувствовал смертельный ужас, но в ту же секунду в голове его раздался чей-то ободряющий, хотя больной, старый и пьяный, голос: "Диктатура, понимаиш-ш, свое отжила!". Может, это был голос Оби-Вана, а может и какого другого кудесника. И, как всегда, когда голова отказала от страха, Фродо выбрал сердцем.

Он схватил кавалеристскую шашку и с криком "Во имя пресветлых Харконненов!" кинулся на врага. Когда рассудок вернулся, склеп уже лежал разваленный, хотя и был много древнее тринадцатого века. Снаружи было утро, и зеленый солнечный свет заливал руины кургана. Была ли хоббиту и впрямь помощь от пресветлых Харконненов, или все чудеса вандализма он совершил лишь с помощью собственного страха, так и осталось неразгаданной тайной. В руке Фродо сжимал шашку, а на его голове оказалась странная серая шапка, по форме очень напоминающая шлем-шишак. Посередине странной шапки красовалась здоровенная бесовская перевернутая пентаграмма с вписанным в нее козлом Мандоса. Хоббит уж было хотел выкинуть вражий головной убор, но вскоре оценил его превосходное качество: когда возмущенный разум начинает закипать, пар безопастно отводится в нужное русло и апоплексический удар обходит стороной. Так диковинная шапка и осталась у хоббита, хотя красную пентаграмму он и оторвал: козла Мандоса пусть всякая нежить почитает.

Прошло дня два, не больше. Четверо приключенцев упорно топали на восток. К вечеру второго дня они достигли славного города Пооноса. Ворота, как водится в такую пору, были закрыты. У ворот сидя дремал старый кудесник. Своим приходом хоббит разбудил старого жидая.

- Не пускают? - уныло поинтересовался хоббит.

- Кого? - возмущенно заорал жидай. - Меня не пускают?! Да я вас, обормотов, дожида... то есть доеврееваюсь, чтобы в город провести.

Он встал в гордую позу и заорал, стараясь орать не своим голосом:

- Эй, в караулке! Открыть ворота!

- Не велено-с!- донесся ехидный орочий голос.

- Открывай, собака!

- Кому это он? - удивились в караулке.

- Тебе! - ответил там же другой голос.

- Мне?

- Тебе! - рявкнул Гэндальф. - Чего ждешь?

- До первой звезды, - съязвил караульный.

Оби Ван Гэндальф смутился и замолчал. Потом поднял посох и начертал на воротах какие-то руны. Ничего не произошло. Кудесник сел и закутался в рваную мантию. Из-за туч медленно выползла зеленовато-синюшная луна. В тот же миг на воротах загорелась яркая фосфорицирующая надпись "Ваннет-Миллепиг - козел", кудесник радостно потер руки.

- А кто это? - спросил из любопытства СэмзипИО.

- Комендант здешнего паршивого городишки, Муда-Диб его побери! Между прочим, первая сволочь во всем Среднеземье, если не считать Хэлкара. Чтоб ему, гаду, живьем попасть в плен к Арагорну из Мариолы! Уж эта-то садюга, прежде чем казнить, все пальцы ему поотрубает.

- Гэндальф, а может не надо, - предусмотрительно поинтиресовался хоббит, имея в виду надпись. - Ведь еще и утром не пустят.

- Я уже говорил тебе, Фродо, что думаю о твоем интеллектуальном развитии. Это же лунные буквы. Их выдумал скотина-Феанор, чтобы читать можно было только раз в год, и то при ясной луне... А уж тучи-то нагонять он умел... Так он постоянно издевался над всеми. У-у, зараза! Был бы он жив, с каким удовольствием его сбежалось бы бить все Средиземье, ну, кроме, может быть, Темных сил, с которыми он, как известно, был кореш в натуре!!!

Так они дожидались, пардон, доевреевались утра. К утру же у ворот собралась изрядная толпа, жаждущая попасть на пооносский рынок. Ворота открыли, но в них случилась такая давка, что сразу зайти в город не удавалось. В воротах стоял дюжий имперский урук-хай, следил за порядком и проверял документы у подозрительных. Хоббит, а скорее даже не он, а его роботы, явно привлекли внимание охранника.

- Seinen ausweisen! - рявкнул урук, обращаясь к хоббиту.

Документов, разумеется, у племянника знаменитого мокрушника не было. Да и если бы были, то показывать их не стоило. Хоббит не на шутку перетрусил. Он почуствовал слабость и в его голове что-то загудело. Но неожиданное гудение, исходящее из головы хоббита лишь еще более насторожило охранника. Но тут в дело вмешался Оби Ван. Гэндальф слегка наклонился вперед и спокойно заговорил с солдатом:

- Вам не нужно смотреть на его удостоверение, - сказал старик каким-то особенным голосом.

- Weshalb? - удивился имперец, так и не загипнотезированный магом.

- Потому, что это не те роботы, которых вы ищете, - с нажимом произнес жидай, напряженно уставившись в глаза урук-хайю.

- А откуда это вы знаете, что мы ищем роботов? - удивился охранник на том же уродском языке.

- Я Оби Ван Гэндальф, - в бешенстве зашипел дерини. - Я псих, а не терапевт! Я буду считать до тридцати трех! Больше не умею. Раз. Вы устали... Вам хочется спать... Два. Ваши глаза закрываются. Мышцы расслабляются... Три. Вы слышите только мой голос. Четыре. Вы...