Солидные средства поступали церковным учреждениям от десятины. Ранее неизвестная в восточносредиземноморских странах, она была введена исключительно в интересах церкви. Иногда короли и бароны узурпировали ее права на десятину, и тогда разгорались бурные конфликты между светскими и церковными землевладельцами. Государи и князья стремились также урезать остальные статьи доходов высших церковных сановников: в 1101 г., например, Бодуэн I потребовал от патриарха уступить казне долю поступлений, которые шли патриаршеству с паломников. Сами церковные магнаты часто тоже препирались между собой из-за всякого рода доходов. О крупных размерах имущества церковных учреждений сохранилось немало сведений и в документах, и в рассказах хронистов. Один только Бог может оценить сокровища иерусалимского патриарха, писал в конце XII в. арабский историк Ибн аль-Асир. Значительными ценностями распоряжались и монастыри - Сионский, Иосафатский и др.
Папство стремилось держать под контролем новые владения католической церкви. Легаты апостольского престола почти ежегодно бывали в Святой земле. Через своих посланцев папы вмешивались в выборы патриархов, хотя формально это право принадлежало всецело духовенству и баронам Иерусалимского королевства. Иногда обстоятельства складывались таким образом, что на патриарший престол претендовали одновременно несколько лиц. В этих случаях легаты старались провести кандидата, угодного Риму. Первый иерусалимский патриарх - Даимберт Пизанский (1099-1102), вступивший в конфликт с Бодуэном I, смещался и восстанавливался в своей должности четыре раза.
Иными словами, папы, стремясь закрепить позиции римской церкви в ее новых владениях, неустанно заботились о том, чтобы там соблюдались земные интересы наместников св. Петра.
3.8. Причины слабости Латино-Иерусалимского королевства
Господство западных завоевателей на Востоке не было прочным. Их государства представляли собой маленькие, слабо связанные между собой княжества. Они тянулись узкой полосой вдоль восточносредиземноморского побережья и были разбросаны на большой территории: Антиохия отстояла от Иерусалима более чем на 300 км, Эдесса - почти на 200 км от Антиохии. Восточная граница этих государств - она постоянно изменялась - растянулась в общем на расстояние свыше 1 тыс. км. Между тем сами крестоносцы жили главным образом в городах и в укрепленных замках: они не чувствовали себя в безопасности. Даже возле небольших деревушек вроде аль-Биры в окрестностях Иерусалима или Дабурии у подножия горы Тавор приходилось сооружать башни и иные укрепления. Хрупкие узы вассалитета были единственной основой, соединявшей местных феодалов с центральной властью. Уже в правление Амори I прекратился рост числа фьефов - поместий: сказывалась нехватка земель. Отсюда - ограниченность ресурсов для пополнения рядов рыцарства и слабость самих рыцарских контингентов в государствах крестоносцев.
С юга Иерусалимскому королевству угрожал Египет. Нападения египтян приходилось отражать чуть ли не ежегодно как с суши, так и с моря: не было такого прибрежного города, который бы не атаковали - и порой не без результатов - египетские корабли. Неоднократно и крестоносцы, со своей стороны, порывались захватить эту страну. В 1104 г. Бодуэн I уже уступил генуэзцам третью часть "Вавилона" (Каира) - настолько иерусалимский король был уверен в своей победе над Египтом, которой так и не суждено было быть одержанной.
Некоторый прогресс в этом направлении оказался достигнут только в середине XII в.: в 1153 г. крестоносцы овладели Аскалоном. Ряд попыток завоевать долину Нила предпринял в 60-х годах король Амори I, однако никаких сколько-нибудь долговременных успехов даже против внутренне ослабевшего к тому времени Египта он не сумел достичь. Лишь иногда там удавалось получать богатую добычу, взимать дань с египетских правителей и выбивать коммерческие привилегии. В 1167 г. войска Амори I оккупировали саму Александрию: на Фаросском маяке был поднят королевский флаг. Вскоре, однако, из Александрии пришлось уйти.
Со стороны Сирийской пустыни на государства крестоносцев совершали набеги отряды сельджукских атабегов и эмиров. Правда, на границе были сооружены мощные крепости вроде "Скалы пустыни", но они не в состоянии были полностью оградить франкские княжества, в особенности северные, от этих подчас внезапных и энергичных налетов. Много раз крестоносцы предпринимали усилия для того, чтобы овладеть большими городами Сирии - Дамаском и Халебом; все эти старания, однако, заканчивались неудачами.
Западные захватчики вечно враждовали друг с другом. Дележ добычи, распределение ленов и должностей давали поводы к бесконечным раздорам среди крестоносцев всех поколений. Если в эпоху основания латинского владычества на Востоке баронов связывало в какой-то мере единство, пусть и поверхностное, религиозных целей, то в дальнейшем оно уступило место все более обострявшимся противоречиям реальных интересов завоевателей. Соображения, касавшиеся политических, военных или хозяйственных выгод, всегда брали верх над мотивами религиозного порядка. Поэтому "франкские и мусульманские князья, - пишет американский историк Г.С. Финк, - легко забывали взаимную вражду и становились союзниками, если того требовали их дипломатические и военные интересы". Правда, дружественные отношения франков с мусульманами тоже продолжались недолго. Затишье, во время которого производился обмен пленниками, налаживались дипломатические контакты, бароны и эмиры наносили любезные визиты друг другу и состязались между собой в выражениях рыцарской куртуазности, обычно скоро прекращалось, и война вновь разделяла недавних союзников или друзей. Усама ибн Мункыз рассказывает, как некий князь, прибывший на паломничество и остановившийся при дворе короля Фулько, "подружился со мной, привязался ко мне и называл меня "брат мой"; между нами была большая дружба, и мы часто посещали друг друга". Когда же чужестранец предложил писателю, чтобы тот послал с ним в Европу любимого сына Мурхафа - "пусть он посмотрит на наших рыцарей, научится разуму и рыцарским обычаям", - Усама решительно отказался. "Мой слух, - пишет он, - поразили эти слова, которых не мог бы произнести разумный; ведь если бы даже сын мой попал в плен, плен не был бы для него тяжелее, чем поездка в страну франков".
Отношения пришельцев с местной знатью были в целом проникнуты недоверием. Восточные феодалы, с которыми потомкам первых крестоносцев и случалось порой сближаться, в душе всегда презирали кичливых и заносчивых франков. Последние выглядели в их глазах дикарями. Усама ибн Мункыз, образованнейший человек своей эпохи, большой книголюб (его библиотека насчитывала 4 тыс. томов, и, когда однажды от рук франков пропало все его имущество, он более всего сокрушался по поводу гибели библиотеки - именно это "останется раной в моем сердце на всю жизнь", - писал он), считал франков "только животными, обладающими достоинством доблести в сражениях и ничем больше, так же как и животные обладают доблестью и храбростью при нападении".
[От Сосискина
Видно, жаднющие и заносчивые крестоносцы, любители "красивой жизни", действительно обладали безумной отвагой, раз презиравший и ненавидевший их мусульманин выразился подобным образом. Ну не мог он отказать им в доблести - не поверил бы никто. - Коммент. Сосискина].
Господствующий класс государств крестоносцев был весьма немногочислен. Под началом иерусалимских королей, как видно из документов, никогда не состояло свыше 600-700 конных рыцарей (вассалов и субвассалов), обычно же на службу к ним являлось гораздо меньше воинов. Численность войска Бодуэна I не превосходила размеров современного батальона! Состав гарнизона среднего города равнялся 30-80 рыцарям. Даже при условии "всеобщей мобилизации" латинян, способных носить оружие, королевство могло выставить не более 2 тыс. тяжеловооруженных рыцарей и 20 тыс. легковооруженных стрелков. Привилегированная верхушка Латинского Востока жила среди озлобленного, враждебно настроенного и гораздо более многолюдного по сравнению с франкским местного населения, представляя собой как бы военный лагерь, окруженный и, по выражению Ж. Прауэра, постоянно осажденный противником. По исчислениям историков, франкские колонизаторы, селившиеся в городах и крепостях, составляли к концу 80-х годов XII в. не более 100-120 тыс. Сил одних только вассалов было недостаточно для того, чтобы держать в покорности это население и одновременно отражать нападения соседей мусульман.