Летний день, какой ни длинный, а и он подошел к концу. Заметно стало движение воздуха, потянуло от речки Тепы прохладой, большое красное солнце, перерезанное надвое перистым облачком, коснулось краем дымного горизонта.

Замычала на другом конце деревни скотина, и Нюра, оставив Чонкина на огороде, побежала встречать свою Красавку. По дороге сошлась с Нинкой Курзовой, она шла с длинным прутом, тоже встречала корову. Они пошли рядом.

– Ну как, картошку окучила?– спросила Нинка явно с ехидцей, уж вся деревня конечно, обратила вимание, что Нюра на огороде работала не одна.

– Еще немного осталось,– сказала Нюра.

– Теперь-то с помощником легче,– подмигнула Нинка.

– Да уж, конечно, в четыре-то руки,– сказала Нюра и покраснела.

– Парень хоть хороший?– деловито осведомилась Нинка.

– Да кто его знает.– Нюра пожала плечами,– С первого разу нешто разберешь. Росточку маленького, но так, видать работящий. Как пошел с тяпкой вдоль борозды, так я за ним угнаться никак не могу.

– Ну-ну,– одобрила Нинка,– а звать-то как?

– Иваном,– гордо поведала Нюра, как будто имя было особенное.

– Холостой?

– А я и не спросила.

– Зря. Сразу спрашивать надо.

– Да вроде неудобно сразу-то.

– Напрямки неудобно,– убежденно ответила Нинка,– а так, вроде к слову, можно. Хотя, все равно соврет.

– А на что ему врать?

– Как не врать?– сказала Нинка.– Вся наша жизнь состоит из того, что мужики врут, а бабы верят. А этот еще и военный. Ему лишь бы время провести, да и все. А ты его так попытай, а еще постарайся и в документ заглянуть, хотя в ихних документах тож ничего может не быть, это не паспорт.

– Выходит, безвыходное положение?– спосила Нюра.

– Выходит, так.

– А я ему почему-то верю,– сказала Нюра.– Непохоже, чтоб врал.

– Если веришь, дело твое,– равнодушно сказала Нинка,– но я б на твоем месте его раньше времени до себя не допускала.

– А кто ж допускает?– смутилась Нюра.

– А я не говорю, что допускаешь, а можешь допустить. А они, мужики, да еще военные, у них привычка такая свое дело справит, а потом над тобой же и посмеется.

Тут Нинка отскочила к забору, потому что на дороге показалась Красавка, которая галопом неслась по деревне, а за ней, не отставая, бежала маленькая собачонка и отчаянно тявкала. Красавка неслась прямо на Нюру с такой скоростью что, казалось, никакая сила ее теперь не остановит, но перед самой Нюрой остановилась как вкопанная.

– Вот сатана какая,– испуганно сказала Нинка.– Гляди, Нюрка, кабы не вздела она тебя на рога.

– Ничего, меня не взденет,– сказала Нюра уверенно и почесала Красавке лоб между рогами. Та запыхалась от быстрого бега и дышала шумно, широко раздувая ноздри.

– А моей заразы что-то не видать,– сказала Нинка.– Побегу, как бы в огород к кому не залезла. Заходи болтаться, как всегда пригласила она.– Песни попоем,посмеемся.

И пошла дальше, помахивая хворостиной.

На обратном пути Нюра забежала к бабе Дуне и купила у нее поллитровочку самогону. Она боялась, что баба Дуня начнет расспрашивать, для чего самогон, и придумала сказать, что будто должен приехать отец. Но баба Дуня сама уже напробовалась своего зелья до того, что ей все было неинтересно.

Когда Нюра подоила корову и вышла на крыльцо, Чонкин закончил уже последнюю грядку и сидел на траве, курил.

– Устали?– спросила Нюра.

– Плевать,– сказал Чонкин.– Мне эта работа только для развлечения.

– Я там на стол собрала,– преодолев в себе робость, сказала Нюра.

– На стол?– У Чонкина загорелись глаза, но он тут же вспомнил о своем положении и только вздохнул. Нельзя мне.

С удовольствием бы, да нельзя. У меня вон стоит. С досадой он махнул рукой в сторону самолета.

– Да, господи, кто его тронет!– горячо сказала Нюра.– У нас тут такой народ живет, избы не запирают.

– Неужто не запирают?– спросил Чонкин с надеждой.– И что ж, ни разу не бывало таких случаев, чтобы кто-нибудь чего-нибудь?…

– Да что вы,– сказала Нюра.– Я вот за всю жизнь и не припомню такого. Это вот еще, когда я совсем маленькая была, еще до колхоза, у Степана Лукова, вон он там живет за конторой, лошадь пропала, так и то думали цыгане, а потом нашли ее, переплыла на тот берег.

– Ну, а если пацаны там захотят чего отвернуть?– постепенно сдавался Чонкин.

– Пацаны уже спать полегли,– сказала Нюра.

– Ну ладно,– решился Иван,– минут на десять, пожалуй, зайду.

Он взял свою винтовку. Нюра собрала тяпки.

В первой половине избы чисто убрано. На широком столе стояли бутылка, заткнутая тряпицей, два стакана и две тарелки одна с вареной картошкой, другая с огурцами. Чонкин сразу оценил, что не хватает мясного, и, оставив винтовку в избе, сбегал к самолету за вещмешком. Колбасу Нюра тут же крупно порезала, а консервы вскрывать не стали, не хотелось возиться.

Чонкина Нюра усадила на лавку к стене, а сама села напротив на табуретку. Чонкин разлил самогон себе полный стакан, Нюре – половину, больше она не разрешила. Чонкин поднял свой стакан и произнес тост:

– Со встречей!

После второго стакана Чонкина развезло. Он расстегнул гимнастерку, снял ремень и сидел, привалясь спиной к стене, и о самолете больше не думал. В наступивших сумерках, как в тумане, перед ним плавало лицо Нюры, то раздваиваясь, то снова собираясь в единое целое. Чонкин чувствовал себя весело, легко и свободно, и непослушным движением пальца он поманил к себе Нюру и сказал ей:

– Поди сюда.

– А зачем?– спросила Нюра.

– Просто так.

– Просто так можно и через стол говорить,– сопротивлялась она.

– Ну иди,– жалобно сказал он,– я ж тебя не укушу.

– Ни к чему все это,– сказала Нюра и, обойдя стол, села слева от Чонкина на некотором расстоянии.

Они помолчали. На противоположной стене громко стучали старые ходики, но их в темноте не было видно. Время шло к ночи.

Чонкин глубоко вздохнул и придвинулся к Нюре. Нюра вздохнула еще глубже и отодвинулась. Чонкин снова вздохнул и придвинулся. Нюра снова вздохнула и отодвинулась. Скоро она очутилась на самом краю лавки. Двигаться дальше было опасно.

– Чтой-то холодно стало,– сказал Чонкин, кладя левую руку ей на плечо.