- У нас принято, чтобы хвалебную речь в честь мертвеца говорил самый главный.

Бэзил кивнул, и его голова отделилась от курчавых голов сидевших по кругу вождей. Похоронная речь, которую он произнес, была не более искренней, чем любые другие похоронные речи в честь усопших монархов. Сказано было именно то, что требовалось.

- Вожди и соплеменники, - бегло заговорил Бэзил на языке ванда, которым он почти в совершенстве овладел за время своего пребывания в Азании. - Мир вам. Я принес вам тело вашего повелителя, который отправился в иной мир, где ему предстоит встреча с великим Амуратом, со всеми его славными предками. Давайте же помянем Сета. Это был великий император, и перед ним преклонялись народы всего мира. На его собственном острове, среди племен сакуйю и арабов, а также за морем, на материке, и еще дальше, на холодном севере одно имя Сета внушало всем священный ужас. Сеид восстал против него и пал. То же стало и с Ахоном. Они ушли из этого мира до него, дабы подготовить ему в царстве мертвых достойное место среди его предков. От руки Сета пали тысячи людей. Слова его были подобны грому в горах. Женщины Азании, плачьте, ибо возлюбленный ваш император вырван из ваших объятий. Его мужская сила была неистощима, а его потомство - столь многочисленно, что не поддается подсчету. Его мужской жезл был величиной с пальму. Воины Азании, плачьте - с ним вы не знали поражений. Сет мертв. Мертв самый отважный и самый хитроумный, самый справедливый и самый жестокий человек на земле.

Барды подхватили фразы из похоронной речи и начали распевать их. В толпе, с факелами в руках, показались колдуны, и вскоре к небу рванулось пламя погребального костра. Сидевшие на корточках туземцы запели и стали раскачиваться взад-вперед. Мешковина, в которую был зашит труп, затрещала, словно свежая сосна, надулась и вспыхнула, погребальные одежды из шкур лопнули, и в гудящем пламени на мгновение возник пылающий труп императора. Но тут сверху упало несколько горящих поленьев, и Сет исчез из виду.

Солнце село, костер стал догорать, и пришлось снова полить его бензином. Когда же огонь вспыхнул с новой силой, многие туземцы присоединились к танцевавшим вокруг костра колдунам. Став в круг и обхватив друг друга за пояс, они начали шаркать ногами, втягивать голову в плечи, судорожно откидывать назад голову и выть наподобие диких зверей.

Тогда старейшины дали знак приступить к пиру.

Толпа распалась на отдельные группы, каждая обступила свой котел. Бэзил и майор Джоав сели вместе с вождями. Они ели лепешки и разваренное мясо, варившееся с перцем и ароматическими корнями. Каждый по очереди опускал в котел руку и выуживал оттуда кусок покрупнее. Из рук в руки переходила бадья с брагой, пока по лицам участников погребального пира не побежали крупные капли пота.

После трапезы танцы возобновились, только теперь туземцы танцевали быстрее, исступленнее. Не желая отстать от колдунов, они начали бить себя охотничьими ножами по груди и рукам; по их темной коже бежали, смешиваясь, светлые ручейки крови и пота. Время от времени кто-то из них падал ничком и, тяжело дыша, лежал без движения либо катался по земле в нервной судороге. Теперь танцевали не только мужчины, но и женщины; они образовали вокруг костра еще один круг, но двигались в противоположном направлении; опьянев от браги, они в экстазе топали ногами. Но вот круги соединились, и мужчины и женщины, взявшись за руки и вскидывая ноги, стали танцевать вместе.

Бэзилу стало жарко, и он отошел от костра. От спиртного и несмолкаемой музыки в голове у него гудело. В темноте, по углам рыночной площади, что-то бормоча, валялись прямо на земле, по одному и по двое, смуглые фигуры. Стоявшая рядом пожилая женщина молча подпрыгивала на месте, а потом вдруг выбросила вверх руки и опрокинулась навзничь. Глухо били барабаны, в ночное небо, рассыпаясь дождем искр, неудержимо рвалось пламя.

Вождь Мошу по-прежнему сидел возле котлов с едой, прижимая к груди бадью с брагой. На нем был белый азанийский балахон, залитый соусом и спиртным. Опустив гладко выбритую голову, он приник к бадье, потом неуверенным движением протянул ее Бэзилу. Бэзил отказался; вождь тупо уставился на него и снова предложил ему выпить, а затем, сделав еще один глоток, кивнул и, достав из-за пазухи какую-то вещь, надел ее себе на лысую голову.

- Смотри, - проговорил он. - Красивая...

Это был ярко-красный берет. С трудом преодолевая охватившее его пьяное оцепенение, Бэзил присмотрелся и вспомнил: в лихо надвинутом набекрень красном берете Пруденс стремглав бежала по посольской лужайке, держа под мышкой "Панораму жизни". Бэзил грубо потряс старика за плечо:

- Где ты взял этот берет?

- Красивая...

- Где ты его взял, тебя спрашивают?!

- Красивая шляпа. Она была на голове у белой женщины. Той, что прилетела на большой птице. Вот как белая женщина эту шляпу носила... - И, тихонько захихикав, старик боком напялил ярко-красный берет на свою блестящую лысину.

- А сама белая женщина где?

Но сознание уже покидало вождя. Он еще раз повторил "Красивая..." и закатил невидящие глаза. Бэзил встряхнул его изо всех сил:

- Говори, старый дурень! Где белая женщина?

Вождь пробормотал что-то нечленораздельное и покачнулся; на какую-то долю секунды сознание вновь к нему возвратилось. Он приподнял голову:

- Где белая женщина? Да здесь, где ж еще. - И он похлопал себя по туго набитому животу. - Мы ведь с тобой ее только что съели. С тобой и с другими вождями...

И, повалившись ничком на землю, он громко захрапел.

А туземцы продолжали без устали кружить вокруг костра; по голым телам, переливаясь в огненных бликах, разбегались ручейки охры, крови и пота; высоко над головами у колдунов раскачивались перья, подрагивали, в унисон танцу, леопардовые шкуры и змеиная кожа, позванивали амулеты и бусы, львиные клыки, жабы и летучие мыши. Неутомимые пальцы выбивали барабанную дробь, в темноте выгибались и вздрагивали лоснящиеся от пота спины.

Вскоре после полуночи опять пошел дождь.

Глава 8

- Подойди ты, а то я даже встать не могу, - сказал Аластер, когда раздался телефонный звонок.

Соня встала, подошла к подоконнику, на котором стоял телефон, и сняла трубку:

- Алло. Кто говорит?.. Бэзил, ты?! Вернулся?! Где ты?

- У Барбары. Хотел к вам сейчас приехать...

- Ну, конечно, приезжай, милый. А как ты узнал, что мы переехали?

- По телефонной книге. Как тебе новая квартира?

- Кошмар. Сам увидишь. Аластер решил, что она обойдется нам дешевле, чем предыдущая, но не тут-то было. И потом, нас совершенно невозможно найти: имей в виду, наша дверь - красная, а рядом - вход в какую-то подозрительного вида аптеку.

- Выезжаю.

Через десять минут Бэзил уже звонил в красную дверь. Открыла ему сама Соня:

- Теперь у нас нет прислуги. Что-то мы совсем обнищали. Ты давно вернулся?

- Вчера вечером. Что новенького?

- Ничего особенного. Все кругом обеднели и поглупели. Ты ведь пропадал больше года. Что у Барбары?

- Фредди еще не знает, что я вернулся, поэтому я и решил сегодня пообедать в городе. Барбара должна его подготовить. Мамаша, оказывается, за что-то на меня дуется. Как Анджела?

- У нее все по-прежнему. Только она одна и не обеднела. Марго заперла дом и на всю зиму укатила в Америку. В твое отсутствие были всеобщие выборы и кризис - из-за какого-то золотого стандарта, если не ошибаюсь.

- Да, знаю. Даже не верится, что я вернулся. Забавно.

- Без тебя было очень скучно. Пока ты там в тропиках развлекался, все стали такие важные, зазнались - ужас просто. Между прочим, Аластер однажды вычитал в газете про твою Азанию. Забыла, что именно. Вроде бы у вас там началась революция, а у посла дочка пропала. Впрочем,ты наверняка в курсе.

- Да.

- Не понимаю, что ты нашел в этих революциях? У нас, кстати, тоже поговаривали, что будет революция, но обошлось. Ты, наверное, всей страной управлял?