Над ухом загремела тетива лука, одного, другого, третьего! Стрелы со свистом понеслись к осажденному насаду, вышибая из седел степных наездников. Те опомнились быстро. Ответили из своих луков, прикрылись щитами. Сообразили: насад никуда не уйдет! Надо сначала разобраться с новым врагом. На "Медведе" давно опустили мачту. На "Магуре" тоже. Лодьи тихонько сплавлялись по течению, прямо на отступающих вброд печенегов. Тех еще оставалось человек двадцать. Они погоняли коней, надеясь добраться до берега прежде, чем лодьи добегут до брода...
Но тут что-то случилось! Печенеги повернули коней, построившись поперек реки, и стали осыпать варягов градом стрел, а на берегу...
Сашка сразу понял, что это хан. Главный! И с ним не меньше сотни всадников на поджарых степных конях, большинство в стальных шлемах и кольчугах... Суровый противник! Однако еще детдомовские инстинкты говорили Сашке: "Надо мочить главного!"
- Крепость! - Щиты воинов лязгнули друг о друга, составляя привычную чешую. - Разомкнись от порока!
Как только линия огня освободилась, Савинов, тщательно прицелившись, надавил рычаг...
Бала засомневался. Добыча уже взята! А три корабля русов, переполненные воинами, все приближались. Оттуда летели меткие стрелы, и то одного, то другого из его всадников выносило из седла. "Хорошие стрелки!" Ответные стрелы печенегов сыпались градом... и разбивались о чешую славянских щитов, вонзаясь иногда аж на половину древка. Но чешуя держалась, и в ней не было видно прорех...
"Может, отступить? Где-то ведь еще идут по пятам конные русы. И они наверняка увидели дым!" Хан не успел удержать рассвирепевших от поражения воинов, и они подожгли дома. Плохо! Бала собирался лишь взять полон - самых молодых и сильных, чтобы могли быстро идти. Остальных перебить. И отступать на север, а там снова переправиться через реку и идти на восток, к Дону. Там уже не догонят. Хан поднял саблю, чтобы скомандовать отход, но тут в стене славянских щитов появилась-таки широкая брешь.
"Удачный выстрел! Наверное, Ахмад!" Но Бала не успел разглядеть своего лучшего стрелка. С реки послышался звонкий удар, он оглянулся... и увидел прямо перед лицом серую поверхность камня. Боли он не почувствовал. Просто погас дневной свет и стало темно, очень темно...
Тело печенежского хана вырвало из седла и швырнуло на добрый десяток шагов. Голова в шлеме разлетелась кровавыми клочьями. Над рекой пронесся жуткий, протяжный стон. Печенеги потеряли своего вождя! Их ряды дрогнули, и степные всадники, погоняя коней, устремились вдоль берега, прочь от страшного места. Вечное Небо отвернулось от них! Совсем отвернулось...
Лодьи пристали к берегу. Дружина горохом посыпалась через борта, быстро выстраиваясь клином. Может, еще остались "копченые"? Они остались... Но мертвые. Те, кого сразили меткие стрелы, те, кто не успел убежать... Изуродованное тело хана приволокли за ноги и бросили у воды.
Половина домов в селе сгорела. Многие жители погибли, часть успела скрыться в лесу, и теперь они тихонько, настороженно возвращались, не зная, чего ждать от пришлых варягов, не потерявших в нежданном бою ни одного человека. Но пришельцы не порывались грабить брошенную печенегами добычу. Только освободили полон да стащили с мели купеческий насад, на котором погибло больше половины людей. Однако купеческий старшина остался жив.
Здоровенный кряжистый дядька, он степенно подошел к Савинову, поклонился земно. Назвался Цвирком и поднес богатые дары: брони, оружие, пушнину. Сашка приветствовал его честь по чести, назвался сам и между делом подумал, что купчина хоть и в летах, а выглядел серьезным воякой. У них завязался интересный разговор, и Савинов уже начал было расспрашивать Цвирка о черниговском купце Юрке Всеславьевиче, когда земля под ногами ощутимо задрожала. Рассыпавшие было строй варяги снова сбились в клин и отступили к лодьям. Местный люд жался за их спины, а выжившие купцы присоединились к воинам. Рысенок на "Медведе" крутил ворот порока. Можно, конечно, было уйти, бросив разгромленный Выселок, но Савинов что-то почуял... Будто услышал в громе копыт Нечто. И остался...
Первые всадники вымахнули из-за домов, осадили коней. Русы! Островерхие шлемы, добротные панцири - дружина! Кони как на подбор, оружие справное. Чьи такие? Часть всадников покрутилась вокруг, держась в отдалении от варяжского клина, оглядывая поле боя, мертвых печенегов и следы на дороге, а остальные умчались назад. Но гул множества копыт приближался, и наконец на застланную дымом улицу выехал отряд воинов в богатых доспехах.
Впереди - совсем молодой воин, пожалуй даже помладше Тверда, без шлема, но с княжеским длинным чубом, безусый, с пронзительными синими глазами. Он подъехал почти к самому варяжскому строю, будто вовсе не опасался ощетинившихся копьями воинов. По бокам от него осадили коней два гиганта в броне. Телохранители? Да нет, пожалуй, бояре! Один, уже не молодой, с длиннющими синими усами, - природный варяг, другой по виду Сашкин ровесник, с усами русыми, как и у самого Савинова.
Молодой князь молча оглядел берег, заметил обезглавленный труп хана, подал знак. Кто-то из его гридней подбежал к телу и, перевернув его на спину, вспорол ножом рукав на запястье. Там обнаружилась роскошная татуировка из змей и каких-то закорючек, вроде языков пламени. Гридень поднялся с колен и крикнул:
- Это Бала!
Юноша на коне кивнул и вперил взгляд прямо в Сашку, сразу, видать, определив в нем вождя.
- Кто такие? - Голос у парня был совсем не детский. Савинов скинул шлем и шагнул вперед, вкладывая меч в ножны.
- Я Александр Медведкович, до сей зимы - сотник Белоозерского князя Ольбарда Синеуса!
Теперь проявил интерес боярин постарше.
- Князя Ольбарда, говоришь? А почто ушел?
Савинов понимал, что ответить вроде бы должен.
Собеседники явно не простые воины, да и сила с ними немалая. Однако так разговор не на равных выходит. Будто допрашивают...
- Я еще не слышал твоего имени, - произнес он, - почему же я должен отвечать на твои вопросы?
Боярин нахмурился, но в глазах его что-то сверкнуло. Затаенная усмешка? Он посмотрел на своего молодого князя и произнес только одно слово: