И никому не понять, как эта "модница военных времен" ночами шагала со своей спутницей Катей Федченко, отмеривая по сорок километров; как она пробиралась сквозь сложную сеть засад и патрулей в штаб Северского.

Нина Михайловна много раз ходила из леса в Симферополь и обратно, трижды ее задерживали немецкие и румынские каратели, один раз находилась под расстрелом... Но трагичнее всего было то, что в самом городе она подвергалась постоянной опасности быть уничтоженной... нашими молодыми и горячими патриотами, которые преследовали "фашистскую суку" - такой они ее считали, - тайно и явно предупреждали: "За все тебе отомстится..." Но все подробности об Эльяшеве, Нине Усовой, Кате Федченко. Федоре Якустиди, об их помощниках - в свое время.

А сейчас вот о чем: данные Эльяшева плюс многостороннее наблюдение самих партизан за поведением дивизий Манштейна безошибочно сказали: большой "прочес" начнется 16 июля. Против восьмисот партизан выступят в полном составе 18-я пехотная дивизия, 1-я горнострелковая румынская дивизия, полицейские формирования.

Как же противостоять этой многотысячной силе?

Что же делать? Этот вопрос навис над всем заповедником. Решать Георгию Северскому, комиссару Василию Никанорову, командирам отрядов: Македонскому, Зинченко, Макарову, Чусси...

Еще одна информация от Эльяшева. Теперь известны и подробности: наступление намечается стремительное. Цель: замкнуть отряды Северского в кольцо, штурмующими полками вытеснить из главного леса, подпереть к Хейроланскому хребту и расстрелять всей огневой мощью.

Что, что придумать в ответ?

Полянка над Пескурой, вокруг высокие кроны чашевидных сосен. Душно, как в предбаннике.

Командиры и комиссары отрядов рассыпались на выгоревшем пятачке, курят, посматривают на Северского и Македонского, что стоят чуть в стороне и молча глядят друг на друга. Чувствуется: решение еще не принято.

Георгий Леонидович Северский - командир Третьего партизанского района, кадровый пограничник. Знаком я с ним с 1932 года, встречались в Дагестане. Я тогда проходил курс младшего командира в горнострелковом полку, а он отбывал сверхсрочную в дивизионе пограничников - нашем соседе. Свела нас сцена полкового клуба. Оба в актеры записались, репетировали.

В перерывах Северский бегал в полковой буфет - он всегда был при деньгах, а я слюнки поглатывал.

Однажды он толкнул меня в плечо:

- Ешь!

Французская булка и чайная колбаса. Деликатес, о котором я только мечтал, - кормежка в полку была довольно ерундовая, сидели больше на сушеной каспийской рыбе, от которой меня мутит даже сейчас.

Свел нас лес.

Давно слышу: командир Третьего района Северский! Фамилия мне ничего не говорила, привлекала масштабность действий подчиненных ему отрядов. А она была огромной. Симферопольские партизаны, например, чуть не добрались до штаба самого Манштейна, который размещался тайно в саду опытной станции. Только случайность помогла Манштейну уйти от возмездия.

Первая встреча с командиром района... У меня неплохая зрительная память, я без промедления узнал старшину из Буйнакска:

- За булки спасибо!

- Господи! Не может быть! - ахнул Северский.

Потом я пригляделся к Георгию Леонидовичу.

Его всегда привлекал Македонский. Как это он мог двести пятьдесят дней держать колоссальный отряд за Басман-горой?

Только умение классически маневрировать да сочетать этот маневр с идеальной дисциплиной - вот что позволило Михаилу Андреевичу, человеку, по существу, без военного образования, обскакать фашистов по всем статьям.

Около часа Северский и Македонский говорили друг с другом, прикидывая то одно, то другое. Около часа Северский выяснял у Македонского самые незначительные подробности из его необыкновенно смелых маршей под носом у карателей.

Потом Георгий Леонидович оставил полянку, где ждали его окончательного решения командиры, а сам умостился на трухлявом бревне, одним концом свисающем над речушкой. Он бросал в воду камушки, молчал.

А кругом тишина, только редкий шелест столетних крон нарушал ее.

- Вихмана ко мне! - приказал Северский.

Морской лейтенант с кокетливыми усиками, плотноватый, лихо козырнул:

- Есть Вихман!

- Где фашистский спецбатальон?

- Уже на Верхнем Аппалахе!

Было точно известно: первая волна карателей насквозь прочесала севастопольские леса, по складочкам ощупала все земные морщины, танками проутюжила яйлинские вершины. Батальон к батальону, интервал между ротами олень не проскочит!

Шли фашистские батальоны от яйлы до автотрассы Бахчисарай Симферополь, шли, заглядывая в каждую расщелину, взрывая выходы из пещер. За первой линией карателей, в двух километрах от нее, шла вторая, а за ней и третья.

И где-то между ними подкрадывался засекреченный батальон. Он должен взять в плен штаб Северского, радистов, начальников всех служб.

Северский призывно махнул рукой - командиры двинулись к нему. Подождав, приказал:

- Я принял решение! Начать немедленный марш на Хейроланский хребет!

Комиссар района удивился:

- Но там нас ждут немцы!

- Знаю. Мы туда не дойдем, чуть-чуть не дойдем. Мы станем тенью фашистов! Первым шагает отряд Македонского! Все! По отрядам, через пять минут марш! Вихман остается!

Северский доверял лейтенанту Вихману. А сейчас это доверие было решающим; может, потому командир позабыл об официальности обстановки, сказал негромко:

- Леня! Оставляю тебя здесь. Будешь встречать спецбатальон. Тут должна быть точка.

- Ясно, товарищ командующий.

- Рискуй на полную катушку. Разрешаю. Вот так, браток! - Северский обнял лейтенанта и поцеловал в губы. - Надеюсь, Леня!

...В полной тишине шагают восемьсот партизан. Парашютными лоскутами обмотана обувь, обмотаны и котелки, и все, что может звякать, стучать, греметь.

Знойно. Идут, идут партизаны, пот застилает глаза.

Идут, а по бокам главной колонны - дозорные, самые отчаянные, самые опытные, у кого стальные нервы, кто смеет последний патрон истратить на себя.

Тропа спускается к Аспорту - поляне с горелыми развалинами бывшей турбазы. Дорога рассекает ее на две половины, за поляной - лес, а за ним Хейроланский хребет. Там тайная огневая линия фашистов. Она ждет партизан.

Северский поднял руку - все остановились.

Стерильная тишина!

В нее медленно вплетаются далекие шорохи. Они исподволь приближаются, обрастая все новыми и новыми звуками. Это надвигается первая цепь карателей.

Тиканье часов сливается со стуком сердца.

Надо без промедления проскочить аспортовскую поляну - одним рывком.

Самый решительный миг: сумеем ли?

Северский взял автомат в руки и твердым шагом сошел на поляну. Рядом с ним стал комиссар Никаноров, потом подошел Македонский.

Их спокойная уверенность подбодрила.

Взмах Северского - и вся партизанская масса бесшумно пересекла опасное место и оказалась в противоположном лесу.

Ровно через пять минут после партизан на поляне появилась немецкая разведка. Разведчики огляделись и дали сигнал.

Огромная солдатская масса заполнила поляну. Немцы окончательно распарились. Пилотки долой! А кое-кто и гимнастерки поснимал, разулся.

Немцы окружили себя пулеметами, глядящими на леса, и начался большой привал.

Легко было разгромить этих изможденных крутогорьем и солнцепеком карателей, но делать этого ни в коем случае было нельзя. Тогда заработает вся карательная машина в составе десятков тысяч солдат и офицеров, и ни одному партизану несдобровать.

Два часа отдыхали каратели первой колонны, два часа почти в стык с ними лежали партизанские отряды, не выдавая себя ни единым вздохом. Выдержка партизанская оказалась потрясающей.

Неожиданный огневой шквал вспыхнул на Пескуре. Это Вихман!

Сухие гранатные взрывы чередовались с треском автоматов, а минут через пять глухо что-то охнуло, еще раз, еще...

- Рвутся наши мины? - Комиссар посмотрел на Северского.