"Совершенная легкость", "равновесие" замыслов и практического их осуществления, "естественность", "первозданный источник" - со всем перечисленным ассоциируется "наивное". Ну а Леонардо и Микеланджело? Их титаническую мощь Гете вполне оценил. О "Тайной вечере" Леонардо Гете написал замечательную статью {Гете И. В. Статьи и мысли об искусстве, с. 231-232.}; о Микеланджело Гете, игнорируя упрек Винкельмана ("впадал в преувеличения"), сказал: "Внутренняя уверенность и мужественность этого мастера, его величие превышает всякое описание" {Гете. Собр. соч., т. XI, с. 152.}. Признавали учительскую миссию античного искусства, строго соблюдавшего меру, Леонардо и Микеланджело, как и Рафаэль, но тот был верен этому принципу, а они оба уходили далеко в глубь своих бездонных поисков можно еще сказать: "безмерных" {Наш современник итальянец Ренато Гуттузо поклонник Рафаэля не в меньшей степени, чем Гете, - в своих "Заметках о Рафаэле", включенных в его сборник "Ремесло художника", касаясь модной тенденции искусствоведов превозносить "принцип незавершенности" (non-finito), утверждает, что по-своему достигали "законченности" (finite) и Леонардо, и Микеланджело (см. статью в журнале: Иностранная литература, 1978, э 4).}. Гете не поставил бы - в отличие от Шиллера - вслед за Рафаэлем Дюрера, о чем говорилось выше.

3. ГЕТЕ И ШЕКСПИР

Дважды обратился Гете к великому английскому драматургу. В период "Бури и натиска" Гете опубликовал статью "Ко дню Шекспира" (1771), где признался, что тот "покорил его на всю жизнь". Навсегда отрекшись от "театра, подчиненного правилам", Гете воскликнул: "Французик, на что тебе греческие доспехи, они тебе не по плечу". Этими словами умаляется достоинство не античного, а только подражания ему во французском классицизме, только "корсет и пудреный парик". Заслуга Шекспира в том, что он "перенес государственные дела на подмостки театра". У Шекспира "мировая история, как бы по невидимой нити времени, шествует перед нашими глазами". И еще воскликнул Гете: "Природа! Природа! Что может быть больше природой, чем люди Шекспира!".

Восторгаясь Шекспиром, Гете видит в нем лишь стихийную гениальность. До вторичного своего обращения к Шекспиру в 1813 г. Гете словно забудет о нем.

Охватив принципом "наивного" вместе с Данте, Ариосто, Тассо, Сервантесом также Шекспира, Шиллер в последнем открыл нечто родственное Гомеру, "несмотря на их отдаленность друг от друга во времени" и "пропасть различий между ними". Какое "родство" находит Шиллер между гомеровским эпосом и шекспировской драматургией? И там и здесь "возвышенное спокойствие духа при самых трагических обстоятельствах", и там и здесь "отношение к ним поэта неуловимо" {Шиллер Ф. Статьи по эстетике, с. 334-335.}.

И вот Гете в 1813 г. публикует статью с названием, ко многому обязывающим: "Шекспир и несть ему конца". Сохранив от Шиллера антитезу двух эпох поэтического слова, Гете противопоставляет друг другу классическую древность и современную действительность.

В античном мире человек еще не выделился как свободно мыслящая индивидуальность, в современном же мире духовной свободы стало у нее больше, практической - меньше, ибо "человек поставлен буржуазной жизнью в очень узкие границы", а влечения "превышают силы". Своими героями невыполненных желаний, но мощного действия Шекспир близок к древним; как родствен он им и своей глубокой объективностью, с той лишь разницей, что у древних над героем царит рок, а у Шекспира - историческая и природная необходимость. Буржуазная личность утешает себя абстрактной моралью, тогда как шекспировский герой действует, стимулируемый особой целью, и, не зная меры своим притязаниям, в конце концов погибает. Стоявший у порога буржуазного мира, формирование которого история лишь начала, Шекспир - сын страны, где роль католической церкви подорвана, а влияние пуританства еще ограниченно. "В ожившей протестантской стране, где на время смолкло ханжеское безумие", Шекспир "мог свободно развивать свою чистую внутреннюю религиозную сущность, не считаясь с какой-либо определенной религией" {Гете И. В. Статьи и мысли об искусстве, с. 418.}.

Как понять религиозность без определенной религии? Как "веру в благость природы", в "правду и саму жизнь".

Далее Гете подытожил свои мысли многочленной схемой антитез, где Шекспиру уготовано среднее место:

античное - современное

наивное - сентиментальное

языческое - христианское

героическое - романтическое

реальное - идеальное

необходимость - свобода

долг - воление.

Шекспир, развивает свою мысль Гете, принадлежит не столько к поэтам нового мира, которых мы зовем романтиками, сколько к поэтам наивным, так как его достоинство - как раз в воспроизведении современной ему эпохи, с романтической же тоской он соприкасается чуть заметно, одним только краем своего существа. Чем он походит на античных драматургов? Тем, что у него воление "возникает не изнутри, а порождается внешними обстоятельствами" и "сходствует с долженствованием". Но античное понимание необходимости исключает свободу воли, а это "несовместимо с нашими убеждениями"; Шекспир же делает необходимость "нравственной", чем отделен "громадной пропастью от древних". В итоге Шекспир "воссоединяет - нам на радость и изумление - мир древний и новый".

У драматургов XVIII в. "долженствование растворяется в волении", а так как эта подмена идет на помощь пашей слабости, то мы чувствуем известную растроганность, когда после мучительного ожидания под конец получаем жалкое утешение {Цит. по кн.: Гете об искусстве, с. 413-417.}. Это не шиллеровское "сентиментальное", а слезная буржуазно-мещанская драма.

Теперь коснемся еще одной проблемы. В части статьи 1813 г. Гете определяет Шекспира как мыслителя, "возвысившего нас до осознания мира". И хотя кажется, что Шекспир "работает для наших глаз", его произведения "не для телесных очей", обращены к "нашему внутреннему чувству"; "одушевленное слово у Шекспира преобладает над чувственным действием". Философским языком объективного идеалиста Гете говорит: "Шекспир приобщается к мировому духу, от обоих ничего не скрыто", причем в философии тайна духа раскрывается не сразу, а у Шекспира герой "выбалтывает ее даже вопреки правдоподобию". Не ниже понимания трагического у Шекспира юмор, его комическое - и то и другое на уровне его эпохи.