Изменить стиль страницы

Но не было у меня растерянности. Не было ни секунды замешательства или неуверенности. Сразу же после звонка Барсукова связался со своими помощниками для немедленной подготовки указа о введении чрезвычайного положения в Москве. В шесть часов вечера указ был подписан. Он давал дополнительные полномочия силовым структурам для прекращения бунта и кровопролития в городе. Сразу же позвонил Ерину и Грачеву. Беспокоился, что они, хоть теоретически и готовы к такому развитию ситуации, столкнувшись с нею реально, растеряются. Но первые доклады министров были спокойными, паники я не почувствовал.

Ерин в нескольких словах доложил, как шла организованная атака на его людей, как под натиском вооружённой толпы милиция вынуждена была отступить, где-то и разбежаться. Он с плохо скрываемым волнением рассказывал, как сотрудников милиции, которым все время строго говорили: на провокации не реагировать — да они и заступали на дежурство без боевого оружия, — избивали, издевались над ними, срывали с них форму, шинели.

Договорились, что теперь милиция будет действовать решительно, при необходимости пуская в ход боевое оружие. После того, что случилось — никаких компромиссов, никаких переговоров. Все бандиты должны быть схвачены, все организаторы вооружённого бунта — арестованы. Грачев сообщил, что войска в любую минуту готовы прийти на помощь милиции, что он уже переговорил с рядом командующих, командиров полков и дивизий. В полной боевой готовности соединения готовы войти в Москву, чтобы защитить законную власть.

Опять созвонился с Барсуковым. Попросил его прислать в Барвиху вертолёт. На всякий случай. На машине до работы двадцать минут. Но если бандиты перекроют центр, проезды к Кремлю, я не хотел в такой ситуации остаться в буквальном смысле без рычагов управления, без Кремля. Через полчаса раздался гул вертолётов, машины прилетели из Внукова.

Я в тот момент ещё не думал, что мне действительно придётся лететь на вертолёте. Но позвонили Черномырдин, Ерин, Грачев, затем ещё раз позвонили мне Барсуков и Коржаков, которые в тот момент уже находились в Кремле. Последняя информация была удручающая: боевики ведут штурм «Останкина». Там идёт бой. В любой момент трансляция передач может прерваться.

Посоветовался с Коржаковым, как мне лучше ехать, решили, что на вертолёте будет быстрее. К этому часу к Кремлю можно было добраться уже только в длинный объезд, Новый Арбат полностью блокировали защитники Белого дома. Я пошёл к вертолёту. Жена, дочери провожали меня, как будто я уходил на войну. Впрочем, так и было. Я улетал на гражданскую.

Чтобы нас капитально не грохнули «стингером» или чем-то в этом роде, мы сделали небольшой крюк, и в 19.15 вертолёты приземлились на Ивановской площади в Кремле. Опять доклады, опять переговоры с премьером, силовыми министрами. Грачев сообщает, что дал команду воинским частям идти в Москву.

А в 20 часов я стал свидетелем той же жуткой картины, что и вся страна. Первый канал «Останкина», третий и четвёртый прекратили трансляцию. На экранах телевизоров появился взволнованный диктор российского телевидения Виктор Виноградов, который сообщил, что программа «Вести» ведёт трансляцию из резервной студии, вне «Останкина», а там, на улице Королева, идёт бой…

Далее рассказываю буквально по минутам, чтобы и сами мы, и будущие историки смогли понять, что же случилось в эти часы в Москве.

Я снова, видимо, уже в третий раз за этот вечер, созвонился с Грачевым. Павел Сергеевич сказал, что в Москву входят войска, они будут направлены на защиту стратегически важных объектов, а также на помощь телецентру «Останкино». Я спросил, через сколько они будут. Он твёрдо ответил, что в самое ближайшее время они войдут в город.

Я позвонил Ерину, сказал, что его ребятам надо продержаться совсем немного, скоро подойдёт подмога. В это время подразделение «Витязь» дивизии Дзержинского вело оборону технического центра «Останкина». Боевики, в арсенале которых были гранатомёты, бронетранспортёры, уже захватили первый этаж здания и рвались к аппаратным. Оттуда они собирались сразу же выйти в эфир.

В Белом доме Хасбулатов объявил возбуждённым от крови народным депутатам, что «Останкино» уже взято. В ближайшее время, сообщил он, будет взят Кремль. Это известие было встречено аплодисментами, топотом, криками «ура». Маячившая где-то вдалеке иллюзорная мечта стать хозяевами Кремля неожиданно приняла ясные очертания. Им показалось, что ещё совсем чуть-чуть, и Москва ляжет к их ногам.

Примерно к этому же моменту в здание ИТАР-ТАСС ворвалась ещё одна группа, вооружённая до зубов. Боевики сообщили, что они сторонники нового президента Руцкого, и потребовали по каналам ТАСС сообщить всему миру о смене власти в России. При этом коллегия ИТАР-ТАСС, все его сотрудники, генеральный директор Виталий Игнатенко повели себя достойно, мужественно. Находясь под дулом автоматов, они отказались выполнять требования бандитов.

Я получал эту информацию отовсюду и понял со всей очевидностью, что судьба страны повисла на волоске. Армия ещё не вошла в Москву — не хотела или не успела? — а милиция, которую в течение почти двух недель насиловали требованиями не применять оружия, оказалась не в состоянии дать отпор не просто орущим или грозящим гражданам, а настоящим профессиональным убийцам, боевым офицерам, умеющим и любящим воевать.

К этому моменту я внутренне для себя уже понял, что штурма Белого дома не избежать. Ещё раз созвонился со всеми, кто может быть задействован в операции, — Ериным, Грачевым, Барсуковым, попросил их подготовить силы к возможному штурму.

Мой помощник по иностранным делам Дмитрий Рюриков сообщил о том, что к нему сейчас поступает информация со всего мира. В считанные минуты правительства большинства цивилизованных государств успели сориентироваться в ситуации и твёрдо,

однозначно выступили в поддержку законной президентской власти в России.

Ещё раз позвонил Грачеву. Он сообщил, что войска уже в Москве, двигаются по Ленинскому проспекту, Ярославскому, другим шоссе Москвы. Что здание Министерства обороны полностью блокировано бронетранспортёрами, к «Останкину» сейчас подойдут мощные подразделения армии. Вот-вот телецентр будет полностью освобождён.

Я прошу созвониться с дежурным ГАИ по Москве, чтобы он уточнил, на каком километре от «Останкина» находятся боевые части. Через несколько минут звонит начальник ГАИ России генерал Фёдоров. Он сообщает, что никаких войск в Москве нет. Все они остановились в районе Московской кольцевой дороги. Хотелось грохнуть кулаком по столу и крикнуть ему: как остановились, они же должны быть рядом с телецентром! Но при чем тут начальник ГАИ?

Периодически я уходил в комнату отдыха. Там был включён телевизор. Российский канал, единственная работающая программа, спасал Москву и Россию. Политики, артисты, бизнесмены, писатели — все, кому в эти минуты была дорога страна, каким-то образом узнавали, откуда идёт трансляция второго телеканала, приезжали на студию и призывали россиян встать на защиту демократии, свободы. Я на всю жизнь запомню потрясённую, но при этом твёрдую, мужественную Лию Ахеджакову. До сих пор её взволнованное лицо, хрупкий, срывающийся голос не выходят у меня из памяти. Обратился к согражданам Егор Гайдар. Он призвал всех москвичей выйти к зданию Моссовета. Потом его за это упрекали. Зачем, мол, было безоружных, незащищённых людей вести против вооружённых боевиков. Но его призыв сыграл свою роль. Выступил Виктор Черномырдин. Премьер-министр твёрдо сказал, что демократия, законная власть в стране будет защищена.

Я видел, что примерно часовая информационная растерянность преодолена. Отключение четырех каналов, и к тому же основной — первой программы, ощущалось как катастрофа. Я не знаю, правильно ли поступило руководство «Останкина», принимая такое решение. Одни специалисты говорят, что была опасность захвата прямого эфира, другие — что существующие степени защиты технически не давали возможности нападавшим на «Останкино» выйти в эфир даже при работающих каналах. Дело не в этом. Ещё раз повторюсь: отключение государственного телевидения воспринималось огромной частью населения как катастрофа. И я испытал в тот момент нечто вроде нокдауна. Но после того, как активно, при этом очень эмоционально (так искусственно сыграть было бы невозможно) заработал российский канал, все резко переменилось. У большинства людей растерянность прошла. Это был очень важный перелом.