"Дуборылы, неучи, - горестно размышлял о коллегах Глазов, - идут в охрану не по вдохновенному зову долга, но оттого лишь, что платят больше, погоны воистину серебряные! Им отдать то. к чему приложено столько труда, знания, души?! Разжуют и выплюнут, дело испортят, а тебя и не помянут, будто не было, все на себя запишут".

Здесь, в папке с ярко-красным корешком, у него, занимающегося СДКПиЛ, Социал-демократией Королевства Польского и Литвы, - были собраны данные на "застрельщиков партии" - Розу Люксембург, Феликса Дзержинского, Лео Иогихеса (Тышку), Адольфа Варшавского (Барского), Юлиана Мархлевского. Причем собирал он данные эти не от "подметок", как презрительно именовали в полиции провокаторов, а путем осторожным, д о л г и м, - тем, которого Глазов тоже никому не открывал: ждал минуты, чтобы самому выделиться.

Год назад родилась у него идея: поскольку социал-демократы "р а с с о б а ч и л и с ь" с ППС, обвинив лидеров польских социалистов - Пилсудского, Иодко и Василевского - в национализме, принявшем в последнее время форму одержимую, ницшеанскую, Глазов, наблюдая за дискуссиями между разными направлениями оппозиции трону в Женеве, Берлине и Кракове, решил подвинуть своих людей к лидерам враждующих групп, причем "подвигал" он их в те именно моменты, когда проходили диспуты или разбирались вопросы в Международном Социалистическом Бюро, то есть в моменты накальные: человек не очень-то следит за словом полон еще эмоциями борьбы.

Именно тогда он узнал от Василевского - точнее говоря, от своих людей, вхожих к Василевскому, - что патриарх русской социал-демократии Плеханов поначалу поддерживал ППС, а Люксембург, Мархлевского и Тышку бранил.

Именно тогда - через тех, с кем беседовал Пилсудский не таясь, - узнал он многое о Розе Люксембург и Феликсе Дзержинском, а узнав, записал в эту свою о ярко-красным корешком - папку следующее:

"Истинно серьезными личностями СДКПиЛ следует считать Розу Люксембург, Юлиана Мархлевского и Феликса Дзержинского не в силу даже того положения, которое они занимают в руководстве партии, но потому, с каким стоицизмом переносили и переносят лишения, связанные с разрывом с той средою, где были рождены и взрощены. Еврейка Люксембург, например, судя по перехваченным агентом "Осою" письмам, а также по тем, кои прошли перлюстрацию, немедленно рвет отношения с теми единокровцами, которые вычленяют еврейский вопрос из практики борьбы "рабочего класса" России против "тирании самодержавия". То же происходит с Дзержинским и Мархлевским, причем первый был воспитан в дворянской семье. Однако и он, и Мархлевский объявляют "врагами польского пролетариата" тех, кто смеет "отделять поляков от борьбы русского народа против", как они выражаются, "тупого ига самодержавия". Именно эта позиция объединила их против Василевского, Пилсудского и Иодко, кои считают, что задачи поляков категорически расходятся с целями российского пролетариата.

Из трех перечисленных выше теоретиком партии следует считать Розу Люксембург, ведущим пропагандистом - Юлиана Мархлевского, а Феликса Дзержинского надобно отнести к тому типу революционеров, которые не могут лишь только писать и полемизировать; его стихия - действие: он - организатор, "собиратель" партии, ибо к нему льнут люди, с коими он входит в контакт, и остаются ему верны - вплоть до угрозы расстрелом (А. Росол).

Моральное право на то, чтобы быть руководителями партии, они, в глазах ее членов, завоевали тем, что сызначала отринули национальное во имя всеобщего: понятно, что их деятельность находит немедленный отклик в бедной рабочей среде и между широко образованными интеллигентами, не ищущими оправдания своему неуспеху (успехам оправдания не ищут, ими упиваются) в том, что "затирают русские", коль речь идет о поляке, или, наоборот, "поляки мстят", когда рассматривается конкретный случай с русским журналистом или художником, сотрудничающим в Королевстве. Студенчество было под влиянием ППС, ибо дети представителей того социального слоя, кои попадают в университет, лишены классовой цензовости, имеют определенные средства и, как правило, представляют среднюю буржуазию, врачей, учительство. Эти поляки, понятно, падки на национальную пропаганду ППС: "во всем виноваты русские, с ними никакого союза в борьбе за свободу быть не может".

Из "троицы", коюю помянул я выше, лишь Роза (Розалия) Самойлова Люксембург является дипломированным доктором права - скрывшись от арестов начала девяностых годов, когда был ликвидирован "Второй Пролетариат" и все оставшиеся последователи Людвика Варыньского отправлены в Шлиссельбург и Сибирь, она смогла получить образование в Цюрихе.

Но и во время обучения в университете она не прекращала революционную работу, начатую под руководством и при ближайшем сотрудничестве с "пролетариатчиком" Каспшаком (по имеющимся агентурным данным он сейчас находится в Лодзи). Именно в 1893 - 1898 годы она, поддерживая через Мацея Грыбаса связи с Королевством, выросла в фигуру, достойную для серьезного показательного процесса, ибо статьи ея против Российской Империи дышали зловредным революционным ядом.

Люксембург была первой, кто организовал выход газеты "Справы работничей", органа польской социал-демократии. Этот интернационалистский по своему духу листок вызвал по отношению к Люксембург открытую ненависть головки ППС, которая не допустила ее на Цюрихский Конгресс II Интернационала. Тогда еще Департамент полиции не проводил работы среди руководства ППС, однако обвинение, выдвинутое Пилсудским против Р. Люксембург в "политической нечестности", в "возможном ее сотрудничестве с охранкою", могло бы украсить послужные листки иных наших чиновников.

Следует обратить внимание на то, что порок, полученный в детстве, - легкая хромота, при внешнем обаянии и уме, не мог не наложить отпечаток на бурную натуру правопреступницы: агентура (источник, однако, не проверен) доносит, что Люксембург в детстве грозила почти полная неподвижность, однако девица нашла в себе силу преодолеть грозившую ей пожизненную калечность огромным напряжением воли.