- Нет, нет, это слишком страшно!
- Говори, прошу тебя...
- Оставьте несчастного с его неизлечимым горем...
- Неужели ты считаешь меня на это способным? - спросил Джальма с кротостью и достоинством, которые, казалось, произвели сильное впечатление на метиса.
- Увы! Господин... - продолжал он, все еще колеблясь. - Вы требуете?
- Да, требую... Говори...
- Ну, так я вам не все сказал... меня удержал стыд... боязнь насмешки... Вы спрашивали, почему я думал, что мне изменили?.. Я говорил... о подозрениях... о холодности... этого мало! Сегодня вечером эта женщина...
- Говори...
- Эта женщина назначила свидание... человеку... которого она предпочитает...
- Кто тебе это сказал?
- Некто, пожалевший о моем ослеплении.
- А если он тебя обманул или сам обманывается?
- Он обещал мне дать доказательства!
- Какие же доказательства?
- Он предложил мне присутствовать при их свидании. "Быть может, это свидание невинно, несмотря на все признаки. Судите сами, и, если у вас хватит на это мужества, вашей мучительной нерешительности наступит конец", - сказал мне этот человек.
- Что же ты ему ответил?
- Ничего... Я потерял голову и пошел просить вашего совета... - Затем, с жестом отчаяния, метис прибавил, дико расхохотавшись: - Совета... совета... я должен был его просить у лезвия моего кинжала... Оно ответило бы мне: "Крови!.. Крови!"
И метис судорожно схватился за рукоятку кинжала, который был заткнут у него за поясом.
Есть какая-то роковая, пагубная заразительность в подобных вспышках. При виде гневного, перекошенного яростью и ревностью лица Феринджи Джальма вздрогнул. Ему вспомнился безумный гнев, овладевший им, когда княгиня де Сен-Дизье говорила Адриенне, что та не посмеет отрицать: Агриколь Бодуэн, ее мнимый любовник, был найден у нее в спальне.
В ту минуту, благодаря гордому, полному достоинства виду молодой девушки, Джальма почувствовал презрение к низкой клевете, на которую Адриенна не хотела даже отвечать. Но несмотря на это, два или три раза эта мысль болезненно мелькала в голове Джальмы точно огненная полоса, хотя она и исчезла затем бесследно среди его ясного счастья и бесконечного доверия к сердцу Адриенны.
Все эти воспоминания, а также страстное сопротивление Адриенны пробудили в душе принца глубокое сочувствие к Феринджи, причем он невольно видел страннее сходство в положении метиса со своим собственным. Зная, до чего может довести гневное ослепление, принц ласково заметил:
- Я обещал тебе свою дружбу... и хочу ее доказать.
Метис, охваченный немой яростью, казалось, не слыхал слов своего господина.
Последний положил руку ему на плечо и сказал:
- Феринджи... выслушай меня...
- Простите меня... - воскликнул метис, как бы пробуждаясь. Простите... господин мой!
- В ужасных сомнениях, в жестоком подозрении, овладевшем тобой... не у кинжала надо спрашивать совета, а у друга... и я дам тебе этот совет... потому что я друг твой.
- Господин!
- На это свидание, которое докажет тебе измену или невиновность той, которую ты любишь... ты должен пойти...
- О да! - с мрачной улыбкой ответил метис, - да... я пойду!
- Но ты пойдешь не один!
- Что вы хотите этим сказать? Кто же пойдет со мной?
- Я...
- Вы, господин?
- Да... чтобы избавить тебя от совершения преступления... Я знаю, как слеп и несправедлив часто бывает первый порыв гнева...
- Да... но зато он за нас мстит! - с жестокой улыбкой возразил метис.
- Феринджи... сегодня я свободен... я тебя не оставлю... - решительно сказал принц. - Или ты не пойдешь на это свидание, или пойдешь со мной...
Метис, как бы побежденный великодушной настойчивостью Джальмы, упал к его ногам, взял его руку и, приложив ее сперва ко лбу, а потом к губам, ответил:
- Господин... надо быть великодушным до конца и простить меня...
- Простить? За что?
- Прежде чем прийти к вам... я имел дерзкое намерение просить вас о том... что вы мне сейчас предложили... Да... боясь, что мой гнев может завести меня слишком далеко... я думал просить вас о милости, в которой вы отказали бы, быть может, равному вам... Но затем... я не посмел... я боялся сознаться, что боюсь измены... и пришел только сказать, что несчастлив... Ведь вам одному я мог... доверить это.
Невозможно передать, с какой трогательной простотой и наивностью были сказаны эти слова. За дикой вспышкой последовали слезы и тихая грусть.
Джальма, искренне тронутый, протянул метису руку, поднял его и сказал:
- Ты был вправе требовать у меня доказательства дружбы... и я рад, что предупредил твою просьбу. Полно! Мужество и надежда... Я пойду с тобой на это свидание, и если можно верить, что наши желания должны исполниться... то твои опасения окажутся ложными.
Когда настала ночь, метис и Джальма, закутанные в плащи, сели в карету, которая повезла их к дому госпожи де ла Сент-Коломб.
60. ВЕЧЕР У ГОСПОЖИ ДЕ ЛА СЕНТ-КОЛОМБ
Прежде чем продолжить наш рассказ, необходимо вернуться к предыдущим событиям.
Нини Мельница, не подозревая истинной цели Родена, откупил на день по его поручению у госпожи де ла Сент-Коломб, алчной и скупой по натуре, за очень крупную сумму право пользоваться ее квартирой. Госпожа де ла Сент-Коломб, конечно, согласилась на выгодное предложение и уехала с утра вместе со своей прислугой, которой она предложила в награду за верную службу отправиться на весь день за город.
Оставшись хозяином квартиры, Роден тщательно переоделся, чтобы его не узнали; он надел черный парик, синие очки, плащ и спрятал подбородок в высоком шерстяном галстуке, утром он зашел с Феринджи, чтобы ознакомиться с расположением квартиры и дать тому необходимые указания. Оставшись после Родена в квартире, метис со свойственной ему ловкостью в продолжение двух часов устроил там все соответственно указаниям иезуита и вернулся к Джальме, где с отвратительным лицемерием разыграл описанную выше сцену отчаяния.
Во время переезда с улицы Клиши до дома госпожи де ла Сент-Коломб Феринджи продолжал разыгрывать роль безутешного страдальца и, наконец, глухим, отрывистым голосом заявил:
- Господин... если мне изменили... я должен отметить.
- Самая лучшая месть - презрение! - отвечал Джальма.