Скромно опустив глаза, последняя сказала еле слышно:

- Простите, мадемуазель, за мое внезапное появление, но дорога каждая минута... меня прислал Агриколь!

Назвав кузнеца, Горбунья с беспокойством взглянула на Адриенну, опасаясь, не забыла ли мадемуазель де Кардовилль имени ее приемного брата. Но к своей радости, - она заметила, что имя Агриколя, казалось, уменьшило страх Адриенны, которая подошла к решетке и с ласковым любопытством посмотрела на Горбунью.

- Вы пришли от Агриколя Бодуэна? - спросила Адриенна. - А кто вы такая?

- Я его приемная сестра... бедная работница, живущая с ним в одном доме...

Адриенна как будто старалась собрать свои мысли и, вскоре совершенно успокоившись, сказала с доброй и ласковой улыбкой:

- Это вы посоветовали г-ну Агриколю обратиться ко мне с просьбой о залоге?

- Как, сударыня, вы помните это?

- Я никогда не забываю великодушия и благородства. Господин Агриколь мне говорил с глубокой нежностью о вашей к нему привязанности; я об этом не забыла, и это совсем не странно... Но как вы попали в монастырь?

- Мне сказали, что я найду здесь работу, в которой я, к несчастью, сильно нуждаюсь. Но настоятельница, к сожалению, мне отказала.

- А как же вы меня узнали?

- По вашей красоте, которую мне описал Агриколь.

- Не по этому ли скорее? - показала с улыбкой на свои золотистые волосы Адриенна.

- Надо извинить Агриколя, - заметила Горбунья с полуулыбкой, редкой гостьей на ее устах, - что он как поэт позволил себе, хотя и очень почтительно, описать портрет своей покровительницы... Он не пропустил ни одной черты совершенной красоты.

- Но кто внушил вам мысль заговорить со мной?

- Надежда услужить вам... Вы были так добры к Агриколю, что мне хотелось доказать вам свою благодарность...

- Прекрасно, дорогое дитя, - с непередаваемой грацией заметила Адриенна. - Мне приятно будет удвоить свою благодарность... хотя пока я ничем не могла быть полезна вашему достойному приемному брату, несмотря на мое желание.

Во время этого разговора обе молодые девушки обменялись полным удивления взором. Горбунья не в силах была понять, как могла так выражаться женщина, которую считали помешанной; она удивлялась также тому спокойствию и свободе, с какой она позволяла себе говорить с мадемуазель де Кардовилль, не угадывая, что избранные натуры с доброй душой, к числу которых принадлежала и Адриенна, умеют ободрить людей и заставить их невольно выказать свои достоинства с самой лучшей стороны.

В свою очередь, Адриенна была поражена, что бедная работница, нищенски одетая, умела выражаться таким изящным образом и так кстати. Чем больше она смотрела на Горбунью, тем скорее пропадало первое неприятное впечатление, заменяясь совершенно противоположным чувством. С обычной и быстрой женской проницательностью она успела подметить, что старенький черный чепчик Горбуньи прикрывал роскошные каштановые волосы, блестящие и приглаженные, что худенькие, узкие белые руки, обрамленные изношенными рукавами, были поразительно чисты, доказывая, что врожденные чистоплотность и самоуважение Горбуньи боролись с нуждой из чувства самоуважения. Наконец, в бледности и меланхоличности черт работницы, в разумном, кротком и нежном выражении голубых глаз таилось какое-то грустное, трогательное обаяние, какое-то скромное достоинство, заставлявшее забывать о физическом недостатке. Адриенна поклонялась физической красоте, но у нее был слишком развитой ум, слишком благородная душа и доброе сердце, чтобы она не сумела оценить и красоту нравственную, проявляющуюся иногда у самых несчастных, больных существ. Конечно, подобное суждение было для нее открытием. Богатство и положение держали ее всегда вдалеке от людей того класса, к какому принадлежала Горбунья. Красавица аристократка и несчастная работница изучали друг друга с возрастающим изумлением. Прервав невольное молчание, Адриенна сказала молодой швее:

- Причину нашего взаимного удивления легко отгадать. Вы, конечно, поражаетесь, как это сумасшедшая, если вам сообщили обо мне, может говорить так здраво, а я, - при этом мадемуазель де Кардовилль заговорила в самом сочувственном и как бы почтительном тоне, - я поражена контрастом между благородством вашего языка и манер и тем печальным положением, в каком вы, по-видимому, находитесь. Немудрено, что мое изумление еще сильнее вашего.

- Ах, мадемуазель, - с радостью воскликнула Горбунья, причем глаза ее затуманились слезами счастья. - Значит, это так! Меня обманули: я сама, видя вас, такую прелестную, ласковую и добрую, не в силах была поверить, чтобы такое несчастье могло постигнуть вас... Но позвольте... как вы сюда попали? Как это случилось?

- Бедняжка! - отвечала Адриенна, тронутая вниманием Горбуньи. - А как случилось, что вы с вашим сердцем и умом так несчастны? Но успокойтесь. Не всегда будет так: скоро я и вы, мы займем подобающее нам место. Поверьте, я никогда не забуду, что, несмотря на мучительные заботы, овладевающие вами, из-за безработицы, одна, без средств к существованию, вы подумали обо мне, желая быть мне полезной... И вы, действительно, можете оказать мне большую услугу... я очень рада этому, потому что тогда я еще больше буду вам обязана: вы увидите, как я буду злоупотреблять своей благодарностью... - прибавила Адриенна с прелестной улыбкой. - Но раньше, чем говорить о себе, подумаем о других. Ваш приемный брат в тюрьме?

- Теперь, вероятно, уже нет; благодаря великодушию одного товарища, вчера его отец внес залог и его обещали освободить сегодня же... Но я получила от него письмо еще из тюрьмы, где он пишет, что имеет сообщить вам нечто очень важное.

- Мне?

- Да, вам. Каким образом может Агриколь, освободившись, передать вам?

- Он хочет что-то сообщить мне! - повторила в задумчивости мадемуазель де Кардовилль. - Не могу себе представить, что бы это могло быть. Но, во всяком случае, пока я здесь, я лишена всякой возможности сноситься с внешним миром. Господин Агриколь пока никак не может меня увидеть. Пусть, значит, он ждет, когда я выйду. Кроме того, надо выручить из монастыря двух бедных сирот... более меня достойных участия... дочерей маршала Симона, задерживаемых здесь насильно.