те же отвратительные лица с выпяченными, сладострастными губами и хищными носами, внушающими характеристику алчности и хитрости изображаемых фигур. Эти карикатуры еще больше чем текст книги побудили коммунистов Англии, Франции, Америки, Голландии и других стран поднять протест; надо сказать, что текст точно так же как "исследования" отца Пранайтиса просто не поддается вразумительному обсуждению.
Месяцев через шесть после издания книги, Советское правительство стало проявлять признаки неловкости. Советский "ТАСС" и "Правда" выразили сомнение в точности некоторых утверждений в "Иудаизме без прикрас". "ТАСС" писал: "Определенное количество ошибочных заявлений и иллюстраций могут показаться обидными для верующих и могли бы рассматриваться как проявление антисемитских чувств".*
По-видимому возмущение неверующих, выраженное с силой как коммунистами так и не коммунистами (а среди этих последних было большое количество известных людей не еврейского происхождения), в расчет не принималось.
"Известия" выразили удивление по поводу поднятой вокруг книги шумихи. Они считали, что книга была написана с лучшими намерениями. "Добросовестность брошюры (192 стр.!), писала газета, не оставляет никаких сомнений; правда, надо признать, что в ней содержатся "ошибки", и многие рисунки могут раздражать чувствительность религиозных евреев".** Протесты коммунистов в западных странах как будто не беспокоили газету; по ее мнению "буржуазная" печать всполошилась по пустякам: по поводу маленькой книжонки недавно изданной одним из украинских издательств.
Одно из украинских издательств,*** хотя технически и верно, на самом деле хитрая и бесчестная уловка: речь идет об Академии Наук Украинской Социалистической Советской (267) Республики, в Киеве! Что же это? - Наплыв старых воспоминаний?! - ведь из четырех ученых, участвовавших в тайном сговоре против Бейлиса, трое были профессорами киевского университета! Такое совпадение вызывает грустные мысли; еще печальнее, однако, тот факт, что никто из людей ответственных за "Иудаизм без прикрас", ни ее автор, ни иллюстратор, ни ее заказчик, - не были отданы под суд. Книга, в конце концов, была изъята из обращения, но остается неизвестным сколько экземпляров успели продать? Так обстояло дело весной 1966 года.
Советская цензура в наше время гораздо более строга, бдительна, и умела, чем была царская. То, что книга "Иудаизм без прикрас" находилась в продаже в течение целых шести месяцев, а затем была изъята только под давлением западных коммунистов (и... буржуазии), не оставляет ни малейшего сомнения в сочувствии правительства к факту ее издания.
Впрочем, такое утверждение является наивным преуменьшением настоящего положения вещей: желания правительства очень хорошо проводятся в жизнь в С.С.С.Р., опять-таки гораздо лучше чем они проводились в дни царизма. Если нельзя себе представить, чтобы Голубев и Чаплинский могли осуществить свой заговор против Бейлиса без сотрудничества Щегловитова, то с другой стороны совершенно невозможно, чтобы такой орган как Украинская Академия Наук рискнула издать подобного рода книгу без санкции Москвы.
Случилось так, что эксперимент не удался; благоразумие подсказало, что его надо замять. "Иудаизм без прикрас" только одна из целого ряда антисемитских публикаций, появившихся в Советском Союзе в разное время, и эти публикации, сами по себе, являются только частью упорной антисемитской деятельности советского правительства. Параллель со злом прошлого тут бросается в глаза самым непривлекательным образом, так как нет никаких указаний на то, что русский народ обеспокоен стремлением евреев защищать свое культурное наследие или их желанием праздновать собственную пасху; нет также никаких оснований предполагать, что если бы евреям даны были одинаковые права с другими меньшинствами, и им было бы позволено иметь свои школы (изучение литературы и (268) искусства на идиш), это повлекло бы за собой недовольство народных масс.
Как и в старые времена, и давление, и провокация приходят сверху. Ведь "Иудаизм без прикрас", - книга предназначенная не для евреев, не может быть иначе названа, как провокацией, и такое явление, снова имеющее место в России, особенно нас тревожит.
3.
Мы закончим это исследование вернувшись к некоторым положениям нашего предисловия: уместность сравнения бейлисовского дела с тем, что теперь происходит, только частично вытекает из его антисемитской сущности; эпизод этот имеет значение более общего характера - он знаменует собой извечную борьбу между прогрессом и реакцией.
Можно сказать, что бейлисовское дело при царе, было ранней иллюстрацией использования правительствами 20-го века "Великой Лжи". Тут надо отличать "Великую Ложь" от простой, т.е. той, что уже испокон веков практикуется и правительствами и частными людьми.
Великая Ложь - это не просто ложное изложение фактов - настоящая ее цель уничтожение умственных способностей. Люди ею пользующиеся не делают усилия, чтобы вызвать доверие у осведомленных людей; они относятся с наглым пренебрежением к общеизвестным фактам, прилагая все усилия для уничтожения живой мысли при помощи шума и крика, и непрерывающегося ритма повторений.
Тут надо прибавить что ЛОЖЬ в бейлисовском деле была плохо приурочена к своему времени; ошибочно думать что "Великая Ложь" может быть успешно проведена в любое время, она тоже должна найти для себя какой-то минимальный потенциал восприимчивости. Вот почему "Протоколы Сионских мудрецов" имели больше успеха в 20-ом столетии чем Кровавый Навет.
Дело Бейлиса для нас сейчас поучительно и в том смысле, что оно раскрывает намерения стоящих наверху подчинить себе чувства этического характера; таким образом, люди, (269) находящиеся на службе у государства, обязаны получать свое моральное удовлетворение исключительно в подчинении своему начальству, чьи действия не могут подлежать моральной оценке.
Бейлисовское дело следует изучать во всех его деталях: надо познакомиться со всем этим мерзостным гротеском и подлостью, необходимо почувствовать все бессовестное в нем пренебрежение к самой минимальной пристойности. Только тогда можно понять, что оно нам открыто говорит о всех разрушительных возможностях 20-го века, оно позволяет нам осознать насколько низко может пасть цивилизованный человек в наше время.
Но этот урок будет напрасным, если мы будем продолжать делить мир по категориям добра и зла или если будем пробовать укрываться от опасности. Пора прекратить жить иллюзиями (как мы это делали пятьдесят лет тому назад), что та или иная злая сила никогда больше не возродится в нашем обществе.
(270)
ПРИМЕЧАНИЯ
ПЕРВИЧНЫЕ ИСТОЧНИКИ
А. Стенографический отчет процесса (Стен.), включающий обвинительный акт и множество показаний, предшествовавших процессу, данных разными свидетелями. Все судебные заседания записывались сменяющимися стенографами, и ежедневно, слово в слово, печатались в "Киевской Мысли".
Для того времени это являлось значительным техническим достижением, особенно если принять во внимание, что заседания суда длились 34 дня (от 25 сентября до 28 октября). Они начинались в 10 или 11 утра и продолжались с некоторыми промежутками и перерывами для еды до 11 и 12 ч. ночи, а иногда и позже, включая воскресения и праздники. Работа стенографов являлась единственной в своем роде общественной услугой, хотя фактически выходящие в России или за границей газеты печатали выдержки процесса, часто довольно пространные.
Интерес в России к этому делу был настолько велик, что тираж "Киевской Мысли" возрос в течение процесса от шестидесяти тысяч до двухсот (она рассылалась во все концы России). Согласно тогдашним порядкам русский суд не сохранял дословных записей; только самые важные документы и заявления воспроизводились полностью. Иногда, по требованию обвинителей или защиты, некоторые замечания "включались в протокол".
Весь стенографический отчет был позже перепечатан "Киевской Мыслью" и (по оригинальным матрицам) полностью воспроизведен в 3-х томах, содержащих более тысячи четырехсот страниц двойного размера. Если бы не несколько уцелевших копий протокола (одна из них находится в Вашингтоне, в Библиотеке Конгресса) некоторые события, довольно подробно рассмотренные в этом повествовании, могли бы показаться чистой выдумкой.