Попробуем поискать ответ у других авторов. Так, своеобразным развитием темы сверхлюдей-люденов может служит повесть Геннадия Прашкевича "Другой" /1991 г./. Писатель соединил в ней две вроде бы несоединимые темы. С одной стороны, это политический памфлет, направленный против жестокой диктатуры в одной из азиатских стран. Прашкевичем страна названа Саумой, но по этой части в ней не только нет фантастики, я даже думаю, что ни фантаст, ни очеркист не сумел бы передать словами всего ужаса кровавой оргии, развернувшейся несколько лет назад в полпотовской Камбодже. У литераторов не хватило бы воображения. Но Прашкевич вводит и фантастическую ноту: некий доктор Сайх, производя опыты на человеческом материале, выводит генетически совершенное существо. Не говоря уже о его феноменальных физических данных, Кай Улам исключительно добр, милосерден, великодушен, любвеобилен, детолюбив и т. д., то есть обладает всеми теми качествами, которые находятся в резчайшем противоречии с тем, что творится вокруг. Но на самом деле никакого несоответствия здесь нет. Любой социалистический строй ставит перед собой воистину фантастическую задачу: в кратчайшие сроки создать "нового человека". Вспомним слова Бухарина, который вроде бы не относился к числу кровавых палачей, о том, что даже расстрелы - это способ выработки коммунистического человека из капиталистического материала. Вспомним, казалось бы, хвастливые, но не такие уж безобидные слова Сталина о том, что советский человек /любой!/ на голову выше любого буржуазного чинуши. Вот вам и теоретическая база для уничтожения капиталистического "материала". Прашкевич лишь довел эту тенденцию до некоторой гиперболы, я бы даже не сказал, что очень уж невероятной. Для доктора Сайха человечество лишь навоз для создания "других". То, что ему под руку попались кхмерские крестьяне - случайность. С равным научным горением он перерабатывал бы и французский, и русский "исходный материал"... Когда все на Земле станут такими же совершенными, как Кай, тогда и наступит обещанное светлое будущее. Однако Сайх забыл, что у его совершенного человека необходимо было уничтожить еще и совесть, и Кай стреляет в себя. Но совершенно неизвестно, каким бы вырос Кай, и не был бы он /или они/ страшной опасностью для человечества, именно в силу своего совершенства. В сверхчеловеке изначально заложена альтернатива: если ты действительно совершенен в моральных качествах, то ты не только не будешь уничтожать себе подобных, наоборот - любить всех, даже /а может, и в первую очередь/ несчастных, оступившихся, либо в твоем сверхсознании народ предстает в виде быдла, и тогда зачем с ним церемониться. Вот чего боялся Тойво, отказываясь превратиться в людена, он /как и его авторы/ умел смотреть далеко вперед.

Под наиболее значительным произведением Стругацких последнего периода романом "Град обреченный" стоят четыре даты - 1970, 1972, 1975, 1987. Даже если считать, что наиболее острые места вписаны перед публикацией, то и в этом случае нельзя снова не поразиться провидческому дару Стругацких. Ведь лишь в 90-х годах в России появились силы, открыто называющие себя фашистами, произошло два путча, то здесь, то там вспыхнули очаги гражданских войн, возникла экономическая смута, - но все уже предвосхищено в "Граде ...", включая символические детали, вроде сошествия статуй с пьедесталов. Люди, собравшиеся в загадочном городе, где даже солнце искусственное, беженцы, маргиналы. Их выдернули из своего времени для социального эксперимента, цели и методы которого участникам непонятны. Живут они в обстановке кровавой бессмыслицы. Перед нами усиленное фантастическим зеркалом отображение жестоких манипуляций, которые производились над народами и при которых деформировались основы естественного бытия. Главный герой романа Андрей Воронов проделывает эволюцию, только на поверхностный взгляд кажущуюся непоследовательной - от убежденного комсомольца-сталиниста до советника фашиствующего диктатора, перешагивая через убийства и самоубийства друзей, не пожелавших примириться с независящими от них обстоятельствами. Тем не менее, его нельзя назвать ни нравственным чудовищем, ни опустошенным циником. Он повторил путь многих сограждан, вынужденных жить при различных режимах, в том числе и несправедливых. Режим не спрашивает у подданных, хотят ли они жить при нем. Куда же им /куда же нам/ деваться? Одни спиваются, как Банев, другие, как Воронов, умеют убедить себя, что их работа в любом случае приносит пользу. Но Андрей - не только публицистически заостренная копия "совка". В романе опять-таки есть подспудная мысль: свобода воли предполагает и появление ответственности, прежде всего перед собственной совестью. Этого испытания Андрей не выдерживает. И тут появляется подозрение, не является ли целью странного эксперимента - проверка людей на выживаемость в экстремальных условиях. Как мы знаем, энтузиасты по части выяснения того, до каких пределов можно измываться над собственным организмом, загоняют себя в пустыни, антарктические льды, на вершины гор, в кратеры действующих вулканов... А наш век доказал, что все люди -отнюдь не добровольцы вынуждены ныне проходить тест на выживание, не только на физическое, но и на социальное...

Последнее произведение, над которым братья работали вместе /Аркадий умер в 1991 году/, была пьеса "Жиды города Питера, или Невеселые беседы при свечах" /1990 г./, в которой опять-таки разыгран печальный нравственный тест. В один прекрасный день петербуржцы получили повестку с требованием явиться на сборные пункты к такому-то часу. Они не знают, кто послал повестки, они не знают, зачем их собирают /но ничего хорошего, конечно, не ждут, хотя вины за собой никакой не чувствуют/, они подозревают, что это чей-то злой розыгрыш. Но так велико рабское послушание российских /недавно советских/ граждан, так прочно засел в клеточках их тела страх, вбитый десятилетиями террора, что они начинают покорно собирать узелки. Покорность пугает больше, чем само появление повесток с откровенно фашистским штампиком.

В течение трех десятилетий Стругацкие были духовными лидерами молодой демократической интеллигенции России, хотя из-за их величайшей скромности вы бы не обнаружили в них и малейшей склонности к вождизму. Мало кто сумел передать смену настроений интеллигенции, ее сложность и противоречивость с такой полнотой и глубиной, возвысив при этом фантастику, считавшуюсяю снобами "вторым сортом", до высот настоящего искусства. Они не удостоили бы и спора тех, кто утверждает, будто задачи литературы сводятся к уловлению эстетического кайфа. Нет, их целью было воспитание. Духовное воспитание, воспитание человека в человеке. Вот что говорил уже не мне, а в печати Борис Стругацкий: "Ведь существует же сейчас почти безотказная методика превращения человека в боевой механизм, в машину уничтожения себе подобных. Рейнджеры. "Дикие гуси". Пресловутые "береты" всех мастей... Значит, воспитывать в человеке жестокость и беспощадность земляне уже научились. И поставили свою планету на грань гибели. Не пора ли все свои силы бросить на отыскание алгоритма воспитания Доброты и Благородства, алгоритма, столь же безотказного и эффективного?" Их книги - весомый вклад в создание этого алгоритма.