– Так… – Слегка подрастерявшийся Иванов замер посреди двора. – Так…

– Да хоть так, хоть этак. – Я тепло улыбнулся – обстановка вполне приемлемая, работать можно. Бывало и так, что сразу под сотню дам, да с детишками, и все – в экстазе, а у тебя лишь взвод солдат и пытающийся перекричать всех полковник из комендатуры… – Вы там что-то говорили насчет «старушек под ручки взять»? Вот и взяли – только не мы их… Объекты разобраны, нас трое свободных. Пошлите в дом?

– Да, пожалуй… – Иванов, прокашлявшись, объявил:

– Уважаемые гражданки! Мы – представители федеральных сил! Мы поговорим со свидетелем и быстро уйдем. Прекратите сейчас же!

– Иии-аааа!!! Ааа-иииии!!! Вай, вай, вай!!!

– Да плюньте вы, Жека с лейтенантом разберутся. – Я взял Иванова под локоток и повлек к крылечку. – Вася – давай с нами!

– Женщин не бить! – стоически распорядился влекомый мною полковник. – Только локализовать и удерживать! Сергей – попытайся поговорить на их языке!

– Сочувствую я Сергею, – гнусно хмыкнул я. – Вася, командуй.

– Я первый. – Вася осторожно толкнул входную дверь. – Полковник – левый сектор. Костя – правый. Пошли…

Глава администрации не соврал. За мужчину в многострадальном доме Музаевых остался двенадцатилетний раненый Умар, более мы никого не обнаружили. Мальчишка лежал на кровати, в просторной комнате, окно которой было наглухо занавешено тяжелыми бархатными шторами, и «очень сердитым» вовсе не казался. Перебинтованная левая рука, распухшая, как бревно, покоилась поверх толстого ватного одеяла. В комнате было душно, остро пахло какими-то сладковатыми травами и разлагающейся плотью.

– Пока болтаем, сходи на женскую, поищи фото, – предложил я Васе Крюкову. – Мы недолго.

– А как она выглядит? – резонно уточнил Вася.

– Как тринадцатилетняя девчушка. – Я обозначил руками некий загадочный округлый контур. – Ты же прекрасно знаешь, что я ее не видел!

– А если не подписано?

– Тащи все, что найдешь – покажем мальчишке. Шевели булками, мы через пару минут уйдем.

– Ладно. Вы тут осторожнее. Мало ли, что раненый…

Вася, с обычным для него подозрительным видом покосившись на мальчишку, гордо удалился. Отдернув шторы, я распахнул форточку. Окно выходило в тыл усадьбы, и это радовало: свежий сквознячок, ворвавшийся в комнату, лишь едва усугублялся приглушенным эхом Дамского вокала. Иванов присел у кровати на табурет и, прочистив горло, елейным голоском поинтересовался:

– Ну, как у нас дела?

Эх, заботливый ты наш! Мог бы и не спрашивать, и так все понятно…

Раненый выглядел скверно. Едва тронутые юношеским пушком щеки обметало лихорадочным румянцем, сухие губы покрыты запекшейся кровавой коркой, неестественно блестящие глаза неподвижно смотрят куда-то сквозь нас. Мы, судя по всему, в его больном восприятии выглядим сейчас неким галлюцинаторным бредом. Этакие зелененькие энцефалопоиды, пришельцы с какого-нибудь астероида Дрюпизедун. В общем, знакомая клиническая картина.

– Аллах акбар! – хрипло прошептал раненый и, по-прежнему глядя сквозь нас, растянул запекшиеся губы в мучительной гримасе.

– Да мы в курсе. Аллах – он всегда акбар… А вообще у парня жар, – компетентно сообщил я, приложив ладонь к пылающему лбу раненого. – Состояние, близкое к бредовому. Плюс наложение агрессивной моторики, обусловленной отторжением объектов общения как явных антиподов…

– Костя! – Полковник укоризненно повел бровями.

– Короче, к нормальной беседе не годен. Неадекватен. Заинтересовывать бесполезно, допрашивать в жесткой форме бессмысленно. Надо бы его госпитализировать – в таких скотских условиях даже пустяковое ранение может обернуться трагедией. Лекари-знахари, блин!

– Плохая идея, как сказал бы господин Петрушин, – возразил полковник. – Джихад Саламбека – пока что безадресное мероприятие. А если мы увезем его брата… Глава администрации нас запомнил, бортовой «бардака» – тоже…

– Можете не продолжать, и так все ясно. Но у парня в любой момент может начаться гангрена.

– А это уже их проблемы, – в уголках рта полковника обозначились жесткие складки. – Они сами с головой, пусть думают… Вот что, хлопец. У меня к тебе пара вопросов насчет того происшествия…

– Аллах акбар, – повторил Умар, переведя взгляд на дверь. – Шакалы!

– Вот, на стене висела, – в комнату ворвался запыхавшийся Вася с фотопортретом юной чеченской леди. – А ну, пацан, глянь. Она?

– Первый – Второму! – хором зазвучал в наших «Кенвудах» плохо поставленный голос Глебыча. – От леса к селу едут два «КамАЗа»! Будут с минуты на минуту. Если рвануть прямо щас, всяко-разно успеваем. Первый – Второму!!!

– Ну вот и поговорили… – Полковник суетливо привскочил с табурета и ответил Глебычу:

– Понял тебя, понял, Второй! Выходим!

– Ну, так она или нет? – заторопился Вася, тыча портрет под нос раненому.

– Зейнаб. – Мальчишка кивнул и вдруг, горько ухмыльнувшись, отчетливо продекламировал:

– Массо а гулбеллачарна тьхера!

– Надо будет запомнить. – Вася сунул портрет в планшетку. – Массо – это да…

В этот момент Умар вытащил из-под одеяла правую руку, в которой оказалось некое подобие самсунговской «лентяйки», и горящим взором уставился на потолок.

Мы втроем синхронно подняли глаза и замерли, как вкопанные.

– Ой! – тихо выдохнул Вася, втягивая голову в плечи. К потолочному перекрытию были прикручены проволокой две «МОН-100»62 , закрашенные белой краской. Располагались они прямо над входной дверью, на удалении метра полтора друг от друга, и сочленены были тонкими проводками. Из запального гнезда одной из мин торчала белая пластмассовая головка и приветливо подмигивала нам бледно-зеленым светодиодом.

Мы с Ивановым ойкнуть и втянуть не успели – у нас реакция похуже, чем у Васи, – а просто превратились в статуи и разинули рты.

– Первый – Второму! – встревоженно заголосил в наших нагрудных карманах Глебыч. – Вы че там застряли? Давайте быстрее, у нас от силы три минуты!

Пульт в руке Умара пискнул. Большой палец лег на круглую красную кнопку…