Подошел трамвай. Центр - Вокзал - Винтерхуде - Гавань. Тельман вскочил на подножку и, сжав руку в кулак, кивнул возчику.

Через пятнадцать минут он уже спокойно сидел в вагоне берлинского скорого. Депутатский "билет на дальнее расстояние" он всегда носил при себе и мог ехать любым поездом в любом направлении.

В это же время все пивные фургоны, которые появлялись на улицах Гамбурга, останавливала и обыскивала полиция. Особенное внимание было приказало уделять фургонам с двумя седоками. Сообщались и некоторые характерные приметы разыскиваемого фургона, не ускользнувшие от бдительного ока полиции: лошадь светлой масти (не то белая, не то серая), пустые бутылки в ящиках из-под пльзенского пива. На последнее почему-то полиция обращала особое внимание...

Да, ящики с пивом, бутылки, кстати, были из-под гамбургского, - это неожиданная помощь, это неизвестный друг, это дерзкий побег из-под самого носа полиции. Только так он и понимает слова Розы. Иначе зачем вдруг вспоминать ей этот эпизод, пусть памятный, но всего лишь эпизод, один из многих в многотрудной жизни его, когда на свидании столько осталось недосказанного, необходимого, важного, а время неумолимо летело. Значит, это было важнее всего, что она не успела ему сообщить. Только так он и понимает.

Значит, он Должен готовиться к побегу. Готовиться и ждать. Предприятие, безусловно, трудное, но не безнадежное, нет, далеко не безнадежное. Алекс совсем не то место, из которого нельзя убежать. При хорошей организации дела побег должен удаться... Неужели это возможно? Снова свобода, борьба, терпкий ветер лесов и полей, соленый ветер с моря. Люди, товарищи, заполненные людьми улицы, черт возьми, даже просто какая-нибудь портовая таверна с холодным пивом, и чтоб пена была густая и вязкая, с горьковатым привкусом хмеля, вкусным духом хорошего ячменного солода.

Надо подумать, надо продумать все сто раз, все хорошо надо продумать. Алекс можно перехитрить.

Моя дорогая Роза?

Посланное мною 20.III письмо с особой просьбой к господину верховному прокурору в Лейпциг, вероятно, ускорило мой перевод в следственную тюрьму. Теперь по крайней мере сделан шаг вперед в судебном расследовании моего дела.

Перевели меня очень быстро, в течение одного часа. Здесь опять-таки с о в е р ш е н н о и н ы е п р а в и л а и п р е д п и с а н и я, ч е м в п о л и ц а й-п р е з и д и у м е. Только что узнал, ч т о с о с т и р к о й б е л ь я з д е с ь д е л о о б с т о и т г о р а з д о х у ж е. Если мне откроют частный кредит, то белье будут стирать здесь же, в тюрьме... Пока что чистого белья у меня здесь еще на н е с к о л ь к о н е д е л ь. Для выполнения всех этих необходимых мелких дел мне было бы желательно твое содействие. Если господин адвокат, которому я тоже сразу же сообщил о моем переводе, получит разрешение на свидание, то ты будешь избавлена от многих хлопот.

...К с о ж а л е н и ю, з а в с е э т о в р е м я я т а к и н е у в и д е л н а ш у д о ч ь, хотя мы и договаривались, что я ее увижу, если мое предварительное заключение затянется на некоторое время. Шлю ей особенно сердечный привет.

М о й о т е ц о п р е д е л е н н о б у д е т п о р а ж е н т е м, ч т о м е н я н е о ж и д а н н о п е р е в е л и с ю д а.

Камера у меня чистая, но опять одиночная.

Твой любящий Э р н с т.

Глава 19

НАЧАЛЬНИК ШТАБА

Промозглым осенним вечером в особняке начальника штаба штурмовых и охранных отрядов Эрнста Рема на очередной бирабенд ждали гостей. В этот раз на "вечер с пивом" были приглашены иностранные дипломаты, финансисты, промышленники и, конечно, военные. Бывший капитан геншта-ба и старый фронтовик не порывал связей в Бендлерштрассе, где находилось министерство вооруженных сил - рейхсвера. Даже в годы скитаний по материкам и странам, когда он, подобно легендарным кондотьерам средневековой Европы, продавал свою шпагу разным экзотическим правительствам, старые камрады не раз выручали его, приходили на помощь. Если бы не толстяк, который до сих пор не может простить ему, что именно его, Рема, Адольф поставил тогда во главе СА, эти связи были бы еще прочнее. Но ничего, он своего добьется! Его ребята еще войдут в рейхсвер, причем на правах гвардии! С полным зачетом воинских званий. Он еще сделает своих группенфюреров генералами. Но, конечно, не для того, чтобы они щеголяли перед девками малиновыми отворотами плащей. Он приведет их на Бендлерштрассе, как Наполеон своих маршалов в завоеванную Европу, а они добудут ему корону. Нет, не императорскую. Она ему не нужна. Германией повелевает тот, у кого в руках армия, а он добьется единоличной власти над рейхсвером. Во что бы то ни стало нужно объединить с армией штурмовые отряды. Это его троянский конь. Имперскую же корону лучше надеть на более аристократическую башку. Для этого есть кронпринц или его сынок Фридрих Гогенцоллерн - продувная бестия. Говорят, он последнее время заигрывает с толстяком, но это не беда. В партии его, Рема, давно знают как заядлого монархиста. И правильно! Народу нужно национальное знамя, традиционное, вечное. Третий рейх - это недурно придумано, но на вершине его должен стоять не фюрер, а кайзер - вот знамя, которое достойно осенить рейхсвер и Эрнста Рема истинного имперского вождя и полководца.

Адольф слишком слаб. Хорошо еще, что его не то дедушка, не то папаша догадался сменить фамилию. А то, хорошенькое дело - Шикльгрубер! Хайль Шикльгрубер! Недалеко бы ушли мы с такой фамилией! Адольф сделал свое дело, теперь ему пора дать почетную отставку. Пусть будет председателем партии, даже фюрером тысячелетнего рейха. Надо отдать ему должное - он это заслужил. Но вот на кресло рейхсканцлера надо другую задницу... Это придется сделать сразу же, как только он получит в свои руки рейхсвер. Что там ни говори, а революцию сделали его штурмовики. Если же за спиной таких ребят будет стоять немецкий солдат, то их ничто не удержит. Они уже показали недавно свою силу этой иностранной швали, которая съезжается сейчас в его. Рема, особняк на Маттхайкирхенштрассе, когда прошли гусиным шагом через весь Берлин. Да, это было зрелище! Сто тысяч отборных штурмовиков в полной форме с факелами и знаменами штандартов в руках! Вся Унтер-ден-Линден, вся Фридрихштрассе залиты огнем. Прожектора, флаги, музыка. Красные полотнища со свастикой, красно-бело-черные прусские. Бой барабанов. Рев приветствия из миллиона глоток. Ничего, что ребята кричали тогда "Хайль Гитлер!". Он-то знает, какого труда стоит удержать их от восторженных воплей "Хайль Рем!" в казармах.

Ах, как они прошли, чеканя шаг, под победной квадригой Бранденбургских ворот! Карл Эрнст, нарочно провел их мимо цейхгауза и дальше, к небоскребу "Шеллхауз", у самой Бендлерштрассе. Пусть старые камрады убедятся, что ремовские мальчики идут прусским шагом не хуже лейб-гвардейцев. Кое-кому это здорово не понравилось. Хромоногая обезьяна Геббельс стал зеленым, а боров, говорят, прошипел, что у нации не может быть двух вождей. Наверное, это было тогда, когда он. Рем, полез на трибуну и стал рядом с Адольфом. Толстяк глуп. Адольф просто не мог не пригласить на трибуну вождя боевых отрядов партии. Но насчет двух фюреров - это он прав. Пора кончать.

Глянув в зеркало, Рем усмехнулся, обрызгал себя из пульверизатора одеколоном и направился к мраморной, застланной малиновым ковром лестнице встречать гостей. Уж кто-кто, а он меньше всего отвечает идеалу "нордического человека", бредням о голубоглазом полубоге с золотыми волосами и бело-розовой кожей, с какими носится этот барончик, русский прибалт Розенберг. Адольф с его мистическими откровениями любит таких умников.

Проходя через гостиную, которую бывший владелец особняка обставил чиппендейловской мебелью, он застал там своего наперсника доктора Белла и Хайнеса. Они играли в скат и тихо выпивали. Перед Беллом стояла бутылка баккарди, ангостура и вазочка со льдом - он сбивал себе порцию дайкири. Хайнес без затей пил мартель.

- Не рано, мальчики? - улыбнулся Рем.