"В описываемую нами эпоху, - пишет Гюго, - при монастыре существовал закрытый пансион... Эта девушки... носили голубые платья и белые чепчики... В ограде Малого Пикпюса было три совершенно отдельных здания: большой монастырь, населенный монахинями, пансион, где помешались воспитанницы, и, наконец, так называемый малый монастырь".
Описав место действия самым тщательным образом, автор добавляет: "Мы не в силах были пройти мимо этого своеобразного неизвестного темного дома, чтобы не проникнуть в него и не ввести туда всех, кто следует за нами, внимая, может быть не без пользы для себя, грустной истории Жана Вальжана, которую мы рассказываем".
Я, как и многие другие до меня, не думаю, что совпадения бывают случайными, и порой верю, что писатели обладают даром ясновидения, - но слово "дар" здесь не совсем подходит, оно предполагает некие высшие силы. Нет, это просто часть ремесла: сила воображения, без которой писателю не обойтись, необходимость увидеть описываемое в деталях - это становится Почти навязчивой идеей, - чтобы не потерять нить, поддавшись лености; такое напряжение, как регулярная зарядка для ума, наверно, может в конце концов дать подобные вспышкам прозрения, "касающиеся прошлых или будущих событий", как написано в словаре "Ларусс" на слово "ясновидение".
Когда в декабре 1988-го мне попалось объявление о розыске Доры Брюдер в "Пари-Суар" от декабря 1941-го, я потом много месяцев не мог выбросить его из головы. Меня буквально преследовали точный адрес и детальное описание примет бульвар Орнано, 41, 1 м 55 см, овальное лицо, серо-карие глаза, серое спортивное пальто, бордовый свитер, темно-синяя юбка и такого же цвета шапка, коричневые спортивные ботинки. И мрак, безвестность, забвенье, небытие вокруг. Мне казалось, никогда я не отыщу следов Доры Брюдер. Именно потому, что мне не хватало ее, я начал тогда писать новый роман "Свадебное путешествие" - тоже возможность сосредоточиться на Доре Брюдер; может быть, говорил я себе, так я смогу узнать или угадать что-нибудь о ней, хотя бы место, где она бывала или какой-нибудь факт ее жизни. Пока я знал только одно, ее имя, БРЮДЕР ДОРА - и больше ничего, ни даты, ни места рождения-я прочел его над именем ее отца, БРЮДЕР ЭРНЕСТ, 21.5.99. Вена. Гражданства не имеет, в списке очередной партии пленных, отправленной 18 сентября 1942-го в Освенцим.
Я писал этот роман с мыслью о женщинах, которых близко знал в шестидесятые годы: Анна Б., Белла Д. - ровесницы Доры, одна родилась с ней почти одновременно, с разницей всего лишь в месяц, - во время оккупации жили так же, как и она, вполне могли разделить ее участь и, наверно, во многом походили на нее. Сегодня я понимаю, что надо было написать двести страниц, чтобы уловить один слабый отсвет действительности.
Вот он, всего несколько слов: "Поезд остановился на станции "Насьон". Риго и Ингрид пропустили "Бастилию", где им надо было сделать пересадку, чтобы доехать до "Порт-Доре". Выйдя из метро, они оказались перед огромным снежным полем... Сокращая дорогу, сани скользили по каким-то маленьким улочкам к бульвару Сульт".
Эти маленькие улочки прилегают к улице Пикпюс, и совсем рядом пансион "Святое Сердце Марии", из которого самовольно ушла Дора Брюдер декабрьским вечером, - и очень может быть, что в тот вечер над Парижем шел снег.
Это единственный за всю книгу момент, когда я, сам того не зная, приблизился к Доре во времени и пространстве.
Итак, в данных на Дору Брюдер в архиве интерната, в графе "дата и причины отчисления", написано: "14 декабря 1941. Вследствие самовольного ухода".
14 декабря было воскресенье. Думаю, в этот день, когда ученицам позволялась прогулка, она навещала родителей на бульваре Орнано. А вечером не вернулась в пансион.
Такого черного, такого душного времени, как последний месяц 1941 года, Париж еще не знал с начала оккупации. С 8 по 14 декабря немцы ввели комендантский час с шести вечера - в наказание парижанам за два террористических акта. Затем в одну только облаву были арестованы пятьсот французских евреев, это было 12 декабря; 15 декабря с евреев постановили взыскать штраф в миллиард франков. А утром того же дня семьдесят заложников расстреляли в западном предместье на холме Валерьен. 10 декабря распоряжением префекта полиции всем евреям департамента Сена, как французским, так и иностранным гражданам, предписывалось проходить "регулярный контроль" с обязательным предъявлением удостоверения личности со штампом "еврей" или "еврейка". О перемене места жительства они были обязаны сообщать в участок в течение двадцати четырех часов, и отныне им запрещалось покидать пределы департамента.
Комендантский час в XVIII округе немцы ввели еще с 1 декабря. После шести вечера доступ туда был закрыт. Станции метро не работали, в том числе и станция "Симплон", возле которой жили Эрнест и Сесиль Брюдер. Дело в том, что подпольщики взорвали бомбу на улице Шампьонне, в двух шагах от их гостиницы.
Комендантский час в XVIII округе был снят через три дня. Буквально в тот же день немцы ввели комендантский час по всему X округу - после того, как неизвестные стреляли из револьвера в чиновника из оккупационных властей на бульваре Мажента. А затем был объявлен комендантский час для всего Парижа, с 8 по 14 декабря - до того самого воскресенья, когда Дора покинула пансион.
Город вокруг "Святого Сердца Марии" стал мрачной тюрьмой, кварталы один за другим гадили огни; Дора находилась за высокими стенами на улице Пикпюс (60 - 62), а ее родители сидели взаперти в своем гостиничном номере.
Отец не записал ее как "еврейку" в октябре 1940-го, и у нее не было "номера досье". Но распоряжение полицейской префектуры от 10 декабря предписывало "обо всех изменениях семейного положения сообщать немедленно". Вряд ли отец успел - да и вряд ли хотел - внести имя Доры в карточку до ее бегства. Наверно, он думал, что в полицейской префектуре никто не заподозрит, что у него дочь в "Святом Сердце Марии".
Что толкает нас на бегство? Я вспоминаю, как сам когда-то сбежал из дома, это было 18 января 1960 года, и дни стояли далеко не такие черные, как в декабре 1941-го. Только одно роднило мое бегство - по дороге вдоль ангаров аэродрома Виллакубле - с бегством Доры: время года, зима. Мирная зима, самая обыкновенная, никакого сравнения с той, что была восемнадцать лет назад. И все же не это ли внезапно подталкивает нас к бегству: холодный серый день, когда особенно остро ощущаешь одиночество и особенно сильно чувствуешь, как затягивается петля.