- Так! - сделала Алина неопределенный жест.

- Ну, эта беда - не беда. Поможем. Вызовем. Поговорим. Прикажем. Дадим официальное предписание.

- Не пойдет, - отозвалась повеселевшая Алина.

- Не пойдет?!

- Если уж ваш Пиф-паф ой-ой-ой и впрямь независимый и талантливый! Да вдобавок еще и! порядочный - предписание от начальства в смысле доверия будет мне худшей рекомендацией.

- Ну, знаете!.. - попробовал было возмутиться полковник, но Алина перебила:

- Подскажите лучше, где б я могла его встретить случайно. А вот если мне впоследствии понадобится ваша помощь!

- Где встретить? - задумался полковник (идея Алины ему понравилась). - Да где угодно! Знаете, например, "Трембиту"? Кооперативный ресторанчик.

- Еще б не знать, - кривовато усмехнулась журналистка. - Свадьбу справляла.

- Тем более. Мазепа редкий вечер его не инспектирует. Там в прошлом году случилось убийство. Единственное нераскрытое преступление на территории капитана. Автоматы, браунинг редчайшей марки "зауэр", пальба! С тех пор он оттуда и не вылазит. Заело, наверное.

- Только имейте в виду, - поднялась Алина из-за стола. - Я вам ничего не обещала.

- Какие могут быть обещания между свободными людьми?! - поднялся из-за стола и полковник. - Просто мы пытаемся повернуть взор прессы на наиболее ярких наших работников. Вот и весь наш интерес. Да и сами посудите: человек, не имеющий за одиннадцать лет работы ни одного нераскрытого преступления!.. Ну вот, кроме этой "Трембиты".

- Да двух покушений на него самого, - донеслось из дальнего угла.

- Ох, простите, - сделал вид полковник, что опомнился. - Не познакомил. Шухрат Ибрагимович, ваш коллега и земляк. Из Москвы. Представитель пресс-центра МВД СССР.

Шухрат Ибрагимович вышел на ковер, изящно склонясь, поцеловал алинину ручку.

- Петро Никифорович насчет коллеги, конечно, польстил. Журналистика дар! - повертел Шухрат Ибрагимович рукою в направлении эмпиреев. - Так, сотрудничал кое с кем. Был, можно выразиться, соавтором. А перо - тяжелое. Сам и страницы удобочитаемой написать не способен. И тем не менее, Алина Евгеньевна, позвольте совет полупрофессионала?

- Вообще-то, - отозвалась Алина, - к бесплатным советам доверия у меня!

- Понимаю, - согласился Шухрат Ибрагимович. - Сам таков. Но я с вас, если настаиваете, и пару рубликов могу взять.

- С гонорара, договорились?

- Э, нет! С гонорара - коктейль! В "Трембите"! И четыре пирожных.

- Шухрат Ибрагимович у нас - редкий сластена! - отрекомендовал полковник.

- Ну, советуйте, советуйте! - нетерпеливо подогнала Алина.

- Хотел предложить вам такой вот парадоксальный взгляд! парадоксальный поворот. Сам бы воспользовался, да талантом Бог обделил. У Богдана Ивановича за одиннадцать лет, как верно заметил Петро Никифорович почти стопроцентная раскрываемость. Но - почти! Анализ неудачи гения! Я имею в виду как раз "Трембиту". Каково, а?.. Пару рубликов заработал?

- Посмотрим, - сказала Алина, которой почему-то плохо шутилось с Шухратом Ибрагимовичем, и, кивнув, пошла к дверям, где и столкнулась с секретаршею, едва не выбив из ее рук поднос, нагруженный всякой всячиной, пирожных среди которой, правда, не было.

- За смертью тебя посылать! - прокомментировал полковник.

4. ПИФ-ПАФ, ОЙ-ОЙ-ОЙ!

Странное дело: почти два года жизни, а после смерти мужа Алину со Львовом не связывало почти ничего: несколько десятков приятных воспоминаний, которые, в сущности, полностью нейтрализовались впечатлениями той мартовской ночи меж гаражей, да двухкомнатная квартира в хорошем районе, наследницею которой Алина автоматически оказалась, то есть давно пора было возвращаться в Москву, к родителям, а Алина все медлила, медлила! Конечно, не очень-то хотелось снова оказываться в зависимом положении родительской жилички, но врастать и во львовскую жизнь, устраиваться куда-то на службу (деньги с книжки потихоньку проедались, сходили на нет) не прельщало тоже: одно дело - писать для удовольствия статью-другую-третью в год, иное - тянуть лямку. Во время беседы с не очень понравившимся ей полковником Алина совсем уж решила отказаться ото всякого с ним сотрудничества, замотивировав отказ именно возвращением домой, а уж замотивировав, как бы и взяла б на себя это обязательство, но, едва всплыл в разговоре капитан Мазепа, как, сама не дав себе отчета, от решения своего отказалась. И теперь вот третий уже вечер бессмысленно (капитан не являлся) торчала в "Трембите", с кооператорской широтою души и безвкусицей переделанной в ресторанчик из общепитовской пельменной.

Кавказской наружности немолодой юноша подсел к Алине за столик, достал из кожаных доспехов бутылку молдавского коньяку.

- Саставьишь компанию, а? А то и вчера сидела адна, и пазавчера! Вроде и не страшненькая!

Алина смерила юношу взглядом, достала из лаковой коробочки дорогую сигарету (кавказец тут же подал огня).

- Составлю, - ответила, выпустив дым. - Только не приставай, ладно?

- Что, неприятности?

- Ага, - кивнула Алина с повышенной серьезностью, выдающей издевку. Переживаю.

- Я вот тоже пережьиваю, - кивнул немолодой юноша и разлил коньяк по рюмкам. - Будем здоровеньки. Или как там у вас говорится: здаравеньки булы?

Алина выпила, пристально-невидяще посмотрела на кавказца, который меж тем продолжал о чем-то болтать, и подумала:

"А что? взять и позвать! И - здаравеньки булы! Сколько можно спать в одиночку в холодной, широченной, где что вдоль, что поперек, кровати?! Он, в конце концов, сам виноват!" и тут же, до этого "сам виноват" додумав, расхохоталась вслух, ибо сам, как ни крути, означало Мазепу.

- Ти чего? - приобиделся немолодой юноша. - Я тыбе серьезные вещи рассказываю, а ти!

Хлопнула дверь, и Алина снова поймала себя на том, что обернулась, словно пятиклассница на первом свидании, но и это был не капитан: странного вида пожилой человек вошел в ресторан словно из американского боевика про сороковые годы: в длинном свободном светло-сером макинтоше, в серой же широкополой шляпе, надвинутой на глаза. Пожилой и по походке, и потому что за приподнятым воротником угадывалась седая бородка клинышком.