Но из шестого отсека больше никто не откликался.

Наступила тягостная тишина. Фонарик в руках Никишина погас. И вдруг во тьме раздался нелепый, дикий хохот Мареева.

Зиновьев бросился успокаивать друга:

- Перестань, не дури!

- Прекратить! - прикрикнул на них Никитин. - Довольно переживать! Разобрать индивидуальные спасательные приборы и опробовать!

Мазнин и Зиновьев поспешили выполнить приказание старшего торпедиста, а Мареев стоял и всхлипывал. Он был безучастен. Пришлось Зиновьеву отыскать его спасательный прибор, взять в зубы загубник кислородной маски и проверить. Кислород поступал хорошо.

- Выйти попробуем через торпедный аппарат, - громко сказал Никитин. Правда, он занят боевыми торпедами, но мы попробуем произвести выстрел.

- Как же выстрелишь без сжатого воздуха? - спросил Мазнин.

- Я обдумал. Воздух высокого давления возьмем у запасной торпеды.

Они втроем подобрались к торпеде, лежащей на стеллаже, и с помощью плоскозубцев, зубил, отверток попробовали присоединить к клапану гибкий шланг. Работали в темноте на ощупь. Неожиданно по пальцам ударила резкая струя воздуха. Запирающий клапан вырвало, и воздух, от которого зависело спасение, со свистом вышел в отсек.

Давление резко возросло. Трудно стало дышать. Кровь стучала в висках. Пришлось через люк стравить немного воздуха.

Неудача не обескуражила моряков. Решили добыть сжатый воздух из боевой торпеды соседнего аппарата.

Первым делом обезвредили торпеду и стали действовать со всеми предосторожностями. После длительной возни воздух наконец поступил в боевой клапан. Но выстрела сразу не получилось. Торпеда ушла лишь после четвертой попытки и легла на грунт где - то рядом.

Путь в море был открыт. Предстояло самое трудное: проползти внутри трубы диаметром пятьдесят три сантиметра.

- Кто пойдет первым? - спросил Никитин. Но ни один из товарищей не откликнулся. Как проползешь в такой узости почти семь метров?

- Ладно, попробую я, - сказал Никитин, хотя плечи у него были не уже, чем у товарищей, скорей - шире. - Если застряну, вытягивайте за трос.

Он нашел буй и привязал к нему трос с узелками. Затем напомнил, что сразу из глубины всплывать опасно: можно получить кессонную болезнь.

- Держитесь за трос и останавливайтесь у каждого узелка, - посоветовал торпедист. - Я сам просигналю, когда всплыву. А сейчас - переодевайтесь в чистое.

В прежние времена моряки стали бы молиться, а советские парни, надев свежие тельняшки и трусы, запели "Интернационал".

Кончив петь, Никитин открыл крышку торпедного аппарата. В отсек хлынула вода. Казалось, она затопит его мгновенно. Но поднявшись над трубой сантиметров на сорок, вода больше не прибывала. Ее напор сдерживала воздушная подушка. Давление внутреннее и наружное уравнялось.

Надев маску, Никитин ушел под воду и пролез в тесную трубу.

Толкая головой буй, отталкиваясь руками и вихляя всем телом, Никитин медленно продвигался вперед. От непривычных усилий ему стало жарко. Сердце бешено колотилось, стучало в висках. Трудно было втягивать легкими поступавший по трубе кислород, но торпедист не давал себе отдыха, продолжал ползти.

Наконец семиметровая труба кончилась. Никитин выпустил буй и, держась за пеньковый трос, стал дышать полной грудью. Теперь следовало подниматься вверх не спеша.

В отсеке ждали сигнала более получаса. Зиновьев, державший трос, не чувствовал рывков.

- Не случилось ли что с Никитиным? - встревожился он. - Может, фрицы схватили его?

- Да нет, какие фрицы? - возразил Мазнин. - Наш остров виднелся, тут свои.

Подождав еще несколько минут, Зиновьев сказал:

- Давайте выбираться без сигнала. Первым пойдешь ты, Мазнин. У тебя плечи покатые. В случае чего - подсобишь.

Мазнин ростом был меньше других. Он довольно легко заполз в трубу и минуты через две очутился у наружного конца торпедного аппарата. Там он стал поджидать товарищей. Но те почему - то не показывались.

Обеспокоенный краснофлотец вернулся в отсек. Вынырнув из воды, он снял маску и спросил:

- Что же вы застряли? Боитесь, что ли?

- Да не боюсь я, - в сердцах ответил Зиновьев. - Мареев упирается, не хочет маску надевать. Сдурел, прямо сдурел!

Они вдвоем принялись уговаривать упрямца, а тот, отталкивая их, кричал:

- Удушит! Это удавка! Не буду... боюсь!

Тогда они его встряхнули и, силой запихав в рот загубник, быстро надели маску и включили прибор.

Глотнув кислороду, Мареев притих и как бы успокоился.

- Вот так бы давно! - похлопав товарища по плечу, похвалил Мазнин. - Не трусь, ползи за мной. Смотри, как это делают.

Он отдал Зиновьеву запасной аварийный фонарик, чтобы тот посветил. Затем опустился под воду, показал, как надо заползать в трубу, и исчез.

Выбравшись из подводной лодки, Мазнин не спешил подниматься "а поверхность моря, он хотел сделать это вместе с заболевшим Мареевым, а тот не выходил.

"Вот ведь волынщик! - рассердился краснофлотец. - Из - за него весь кислород израсходую".

Он опять вернулся в отсек. Там светилась аварийная лампочка. Воды прибавилось. Оба товарища стояли без масок. Зиновьев гладил Мареева по голове, как маленького ребенка, и уговаривал выйти из отсека раньше его. А электрик, пугливо озираясь на мечущиеся тени, бормотал:

- Отыдь! Я тебя не знаю... не тронь! Выпустите меня, хочу домой!

- Шут знает, что плетет! - пожаловался Зиновьев. - Видно, помешался. Я его - и добром, и руганью, а он все свое. Может, силком попробовать?

Они попытались вновь надеть на Мареева маску, но тот начал отбиваться от них, да так, что два крепыша не могли с ним совладать. Сумасшествие словно прибавило парню сил.

- Связать бы, - задыхаясь, сказал Мазнин.

- Нечем.

- Тогда оставим его пока здесь до подхода помощи. А нам выбираться надо. Тут пропадем.

- Нет, не смогу его оставить, - заупрямился Зиновьев. - Друг он мне. Мы всюду вместе... И на увольнение, и к девчатам, и футбол. Если помирать - то вдвоем.

- Вы что - оба сдурели? - рассердился Мазнин. - Вот я сейчас всплыву к Никитину, он вам покажет, как помирать!

Но и угроза не помогла. Зиновьев вновь принялся упрашивать Мареева вместе выйти из отсека, а электрик - то плакал, то смеялся. Обозлясь на упрямцев, Мазнин натянул "а лицо маску и в третий раз уполз в трубу. Со дна он поднимался неторопливо: отдыхал после каждых двух метров. И вот когда до поверхности моря оставалось совсем немного, моряк вдруг почувствовал, что иссякает кислород. Он почти не поступает в легкие... В растерянности Мазнин выпустил из рук буйреп...

Никитин, поджидавший товарищей у буя, временами чувствовал, как дергается трос, и в досаде думал: "Чего они там копаются? Не застрял ли кто в трубе? Надо бы помочь".

Теряя терпение, он опустился по буйрепу вниз, по никого не нащупав, вновь не спеша всплыл. Глубина сравнительно была небольшой: метров двадцать.

"Что предпринять? - стал размышлять торпедист. - Обратно в лодку мне не вернуться, слишком тесна труба. С трудом пробрался на волю. Второй раз может не повезти, - забью проход. Тогда никто не выйдет".

Неожиданно он почувствовал живое подергивание буйрепа и тяжесть на нем. Кто - то с небольшими перерывами поднимается. "Наконец - то!" - обрадовался торпедист.

Мазнин вылетел на поверхность, сорвал маску и открытым ртом стал хватать воздух. Волна хлестнула ему в лицо. Краснофлотец захлебнулся и, теряя сознание, взмахнул руками...

Видя, что товарищ тонет, Никитин кинулся ему на помощь. Он сумел схватить его за волосы уже под водой. Ничего не соображавший Мазнин цеплялся руками, мешал плыть. С трудом удалось подтянуть его к бую. У буя Мазнина вырвало. Он опять стал дышать открытым ртом и постепенно пришел в себя.

- Почему один всплыл? - строго спросил Никишин. Мазнин, объяснив, почему не хочет покидать отсек Зиновьев, попросил:

- Ты старший, имеешь право приказывать. Со мной они не считаются, а тебе подчинятся, вот увидишь.